Стоило ли идти на смертельный риск ради того, чтобы спасти из огня трактор? Можно ли равнять цену трактора ценой человеческой жизни? Сгоревший трактор можно заменить другим, а сгоревшую человеческую жизнь другой не заменишь.
Отец увидел сына почти сразу же, через какие-нибудь десять минут после того, как тот, обессилев в борьбе с огнем, все-таки вырвался, выполз из пламени, в котором уже, казалось, не могло остаться ничего живого, А когда выполз, сам, прежде чем успели к нему подбежать, сорвал с себя остатки обгоревшей одежды и сам дошел до мотоцикла с коляской, сказав тому, другому, который растерялся, только три слова:
- Дядя Коля, вези!
А через несколько сот метров сзади третьим на мотоцикл сел работавший тут же, в поле, отец, и, пока они ехали несколько километров до районной больницы, Анатолий не крикнул, не застонал, не пожаловался отцу на то, что с ним произошло. За всю дорогу сказал только одно слово: «Прикрой»,- и показал обожженной рукой на свое обожженное лицо, которое нестерпимо резало встречным ветром.
И отец, пока они доехали до больницы, прикрывая от ветра, держал перед его лицом вчетверо сложенную газету.
И еще одно слово сказал отцу: «Сам».
Это когда ему помогли вылезти из коляски у больницы и хотели понести его по лестнице, на второй этаж в операционную. Но он сказал «сам», сам поднялся на второй этаж и сам лег на операционный стол. И там, на операционном столе, молчал, терпел. И потом еще тринадцать суток, вплоть до самых последних, когда уже потерял сознание, молчал и терпел. А терпеть пришлось много. Несусветнее боли, чем от этих страшных ожогов, не придумаешь.
То самообладание, которые Анатолий Мерзлов проявил в первые страшные минуты и с которым он тринадцать суток боролся со смертью, не отчаиваясь, не жалуясь, за все время ни при отце, ни при матери, ни при враче, ни при товарищах, ни при жене не проронив ни одного жалобного слова, убеждает в том, что смертельный риск, на который пошел Мерзлов, спасая свой трактор, не был просто вспышкой мальчишеской отчаянности, мгновенным бездумным порывом.
На смертельный риск пошел человек твердый, человек с самообладанием, решивший исполнить свой долг так, как он его понимал, и надеявшийся, что он сумеет это сделать, сумеет оказаться победителем в этой схватке со стихией.
Самообладание было воспитано и нем всею недолгою жизнью, а мгновенность решения обусловлена обстоятельствами, в которых другие решения, кроме мгновенных, вообще исключены.
В больнице Анатолий в первый же день спросил про свой трактор.
Трактор его не спасли и спасти не могли, но ему сказали неправду, в данном случае хорошо понятную, что трактор более или менее в порядке, можно будет на нем работать.
Да, конечно, перед лицом той борьбы между жизнью и смертью, которая шла в теле Анатолия там, в больнице, цел или не цел трактор, не имело значения. Чтобы человек жил, люди готовы были отдать ему свою кровь и кожу. И что рядом с этой ценой цена трактора?
Но для человека, лежавшего и умиравшего в больнице, было важно, цел ли его трактор. Если бы это было для него неважно, он бы не спрашивал. О неважных вещах в таких случаях редко спрашивают.
Человек, умиравший в больнице, бросался в огонь не очертя голову, он не был самоубийцей и ценил себя и свою жизнь не меньше, чем другие люди. Но в его понимание цены человека, в том числе и собственной цены, очевидно, входило понимание цены выполненного или невыполненного долга.
Он считал своим долгом спасти свой трактор и считал, что сумеет это сделать. А смертелен или не смертелен риск, на который в то или иное мгновенье своей жизни идет человек, чаще всего выясняется не сразу, а потом, когда все уже свершилось.
Бывают в жизни людей часы и минуты, когда Родина становится до предела конкретным и точным понятием. Иногда это винтовка, которую, и теряя сознание, не выпускают из рук, иногда это человек, которому отдают свою кровь, а иногда это хлеб, которому не дают сгореть. В те секунды, когда Мерзлов бросился спасать свой трактор, этот трактор был для него какой-то частицей его страны или, еще точнее, его отношение к своему трактору было какой-то частицей его отношения к своей стране.
Были в его душе незримые нити, которые связывали одно с другим. И эти молчаливые и крепкие нити не порвались, не лопнули в душе этого человека в минуту одного из тех испытаний, когда нашу человеческую душу пробуют на разрыв.
(По К. Симонову.)
|
