Пятница, 19.04.2024, 05:16
Меню сайта
Категории раздела
Лесное море
И.Неверли Издательство иностранной литературы 1963
Сарате
Эдуардо Бланко «Художественная литература» Ленинградское отделение - 1977
Иван Вазов (Избранное)
Государственное Издательство Детской Литературы Министерства Просвещения РСФСР 1952г.
Судьба армянская
Сурен Айвазян Издательство "Советский писатель" 1981 г.
Михаил Киреев (Избранное)
Книжное издательство «Эльбрус» 1977
Форма входа
Статистика

Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0

Все книги онлайн

Главная » Книги » Зарубежная литература » Михаил Киреев (Избранное)

Стр. 15

VIII

 Он ощупью нашел у постели свое кресло, нашел руку, слабую и теплую, с тихими-тихими толчками. Мирных снов тебе, дорогой человек! Ты мужественно прожил свои необыкновенные девять суток... Второе рождение, вторая жизнь!.. Дремота смежает глаза доктора. Ну что ж, он тоже немного поспит, не выпуская из своей руки эту слабую, но живую руку...

 Как всегда, Яков Наумович вошел совсем незаметно. Стал за спиною, потормошил плечо.

- Тебе не положено спать, Иван Кириллович...

- Я тоже устал... Мне ведь тоже следует отдохнуть,- мягко возражает он и почему-то совестится своих слов.

- КаК же нам отдыхать, если сердце человека в опасности... если может оборваться бесконечная нить... Разве вы не знаете, что такое человеческое сердце? Вот, посмотрите в окно... - Они стоят у окна. В мире - не то сумерки, не то рассвет. Кажется, стихла гроза. Красивая молния светлою нитью прошила густо-синие горы. Грудной басок грома бестревожно прокатился вдали. Ну что же, все мирно, все так обыкновенно.

- А разве ты не видишь этот костер? - с упреком спрашивает Яков Наумович и протягивает руку в сторону лесистых склонов.

 Там на самом деле пылают большие костры. Наверное, разожгли пастухи или дровосеки.

- Джордано Бруно, Джордано Бруно! - с каким-то неистовством шепчет Яков Наумович.

 Пламя костров поднимается выше остроконечных скал, рассыпается бесчисленными искрами-звездами, заполняет собою весь горизонт.

- Разве ты не видишь горящее сердце Гастелло? - спрашивает Яков Наумович. - Огонь его самолета и огонь его сердца слились в одно пламя... О, великая любовь человека!..

 И еще кто-то зовет его, упрямо повторяя:

- Иван Кириллович, Иван Кириллович!

 Доктор открыл глаза. Палата. Кресло. Рука его держит сухонькую руку больного.

- Хочется поговорить с вами, Иван Кириллович...

- Спите, спите, Владимир...

- Мне легче, товарищ майор... Вы не бойтесь за меня... Я хорошо думал о том, что вы сделали... Мне жутко и радостно... Словно смотришь с огромной высоты... Кружится голова, сжимается сердце, а не страшно... Я люблю вас, Иван Кириллович... Я всегда любил большие дела...

- Тише, тише, голубчик! - прошептал доктор, задыхаясь.

- Нет, вы послушайте, Иван Кириллович... Я тоже собирался кое-что сделать... И у меня горела душа... А теперь осталось одно - удерживать этот плацдарм... Вы хорошо сказали, Иван Кириллович, - плацдарм, плацдарм!.. Может быть, не поверите, но ко мне пришла гордость... Смерть впилась в мое сердце, а я... не сдаюсь!.. Вы мне скажите, Иван Кириллович... (Доктор еще ниже склонился во тьме к горячему, прерывистому шепоту, к живому ветерку человеческой груди) вы мне скажите... Это будет важно... для вашего дела... для жизни... не только моей... Я так понимаю...

- Друг мой, - голос доктора словно блеснул искрами. - Это будет очень, очень важно!.. Каждый час, каждая минута...

- Спасибо, Иван Кириллович!

- Каждая минута вашей жизни священна для нас... Мы с вами ведем геройскую битву, Владимир!.. Мы с вами ломаем хребет смерти!.. Многие и многие с благодарностью вспомнят нас...

 Доктор умолк, радостно потрясенный.

 Молчал и Владимир.

 Часы неумолчно отбивали свой звонкий шаг. Доктор сидел, склонившись над живым дыханием человека, - думал, прислушивался, вспоминал. «Для жизни... для жизни, - беззвучно повторял он, радуясь великому простору этих слов. - Сквозь муки, сквозь кровь, с нечеловеческим напряжением всех сил - для жизни!..» Он наклонился еще ниже, почти до самых уст, выдохнувших два эти слова.

- Спасибо тебе, друг... Мой дорогой друг!

 И они опять помолчали.

- Иван Кириллович, вы слышите меня?

- Слышу, мой дорогой... говори потихоньку - я хорошо слышу. А тебе надо бы уже уснуть...

- Я хочу спросить вас... Когда придет утро... сделайте так, чтобы я видел горы... Мне видны только облака...

- Мы все сделаем, Владимир. Но тебе надо отдыхать... Не двигаться, не шевелиться... Твое оружие сейчас - покой... А горы ты еще увидишь... Мы вместе будем смотреть на горы... Да, наши горы прекрасны...

- Иван Кириллович... - Тонкие пальцы Владимира в слабом пожатии обняли руку доктора. - До утра еще далеко... Ночь давит на сердце... Я не поддамся ей... Я борюсь... Но тьма тянется и тянется...

- Не надо думать об этом, Владимир... Мы с тобой зажжем сейчас лампу... Уютную лампу с зеленым абажуром... Мы попросим принести сюда горячего чаю... Мы славно проведем с тобой остаток этой ночи, Владимир!.. А потом будут горы, солнце, птицы...

 Доктор поднялся, чуть скрипнув в темноте креслом.

- Нет, не уходите, Иван Кириллович... Я не все досказал вам... Де утра еще далеко, а мне нужно сказать вам все... Самое главное... Я жил этим, доктор... Придвиньтесь ко мне ближе... Как прежде...

 И хирург молча опустился в кресло, подчиняясь страстной силе этого тихого, горячего шепота.

- Когда я забываюсь, Иван Кириллович, мне снится... что я лечу... лечу над горами... Так высоко, что колет в сердце и захватывает дух... Горы подо мною в белых садах... Я смотрю во все стороны, и всюду - сады, сады... Дышать становится труднее... в груди - как иголки... Я чувствую, что это сон, и с горечью пробуждаюсь... А сады цветут, колышутся перед глазами... Дайте мне напиться, Иван Кириллович...

- Вот видите, вы устали, Владимир... Напейтесь и отдохните... Сейчас мы зажжем лампу, попросим чаю...

- После, после, Иван Кириллович... Глоток этого сока хорошо освежил... Мне хочется досказать вам... о наших садах... Это - необыкновенные сады, Иван Кириллович. - Голос Владимира зазвучал глуше, ласковее. - Вы, наверное, замечали весной... Наверное, тоже любовались необыкновенным цветением... Темные горы становятся белыми... дымчато-белыми... розовыми... Это цветут леса, Иван Кириллович... Дикие яблони, груши, алыча... кизил... барбарис... Трудно бывает оторвать взгляд от этого половодья... Цветет весь горный Кавказ... Смотришь, и кажется - на полмира...

- Отдохните, мой друг..

- Хорошо, давайте отдохнем, Иван Кириллович... Теперь я успею... Теперь мне легко...

 Они замолчали. В темной палате слышен был только звонкий бег часов.

- Вы слышите меня, Иван Кириллович?

- Слышу, слышу, Владимир. Но вы отдыхайте...

- Ко мне тоже пришла... дерзкая мысль, товарищ майор... Мы начали переделывать горные леса... переделывать их - в сады.... Вы ничего не слышали об этом?

- Слышал, слышал, мой друг... Это чудесное дело. Я знаю...

- Спасибо, Иван Кириллович... Мне так приятно слышать от вас... Спасибо, товарищ майор...

- Не волнуйтесь, Владимир. Отдыхайте...

- В лесах на диких штамбах мы прививаем культурные сорта... Как буйно растут новые побеги! С какой силой поднимаются вверх молодые соки!.. Иван Кириллович, через десять лет наши горы станут сплошным садом... на десятки... на сотни километров... Отсюда пойдут составы с фруктами и винами... Мы обратим огонь солнца в живительные соки... Я вижу это, доктор!.. Я прошу вас, когда придет утро...

 Он не договорил, умолк.

 Доктор встревоженно взял его за руку: пульс был учащенный.

- Больше - ни слова, Владимир... Вот напейтесь и молчите... Попытайтесь немного уснуть. Я тоже усну возле вас. Мы хорошо отдохнем... Закройте глаза, Владимир...

 Во мраке мягко обозначились прямоугольники окон. Густая предрассветная синева. Идет новый день, десятый день тревоги, борьбы, счастья. Доктор смотрит на синеву окон и вспоминает операцию. Как давно это было! Сколько же дней и ночей прошло с того часа? Кажется - протянулось десятилетие. Он заставил трепыхаться маленький алый комок - и воскресил целый мир. Перед ним распростерся, на него дохнул своим пламенем огромный человеческий мир. Вот лежит на белой постели живой человек, славный человек Владимир - воин и садовод. Он лежит - легкий, недвижимый, с раскрытыми глазами. Благородный дух высоко поднял его над садами весны, над смертью. Он живет своею жаркой мечтой. Он живет для большой, могучей жизни. Сердце, которое не признало смерти... Одно - для многих.. для великого дела. А ведь это - бессмертие... Остановится, умолкнет алый комок - и все-таки бессмертие... Доктор наклонился над белым, высоким лбом, над теплым дыханием человека... Владимир, Владимир! Пусть безболезненно бьется твое сердце...




Категория: Михаил Киреев (Избранное) | Добавлено: 05.06.2015
Просмотров: 810 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
avatar