| Статистика |
Онлайн всего: 1 Гостей: 1 Пользователей: 0 |
|
Все книги онлайн
Стр. 4
4
- Как ты посмел?- спросил хан у алидзорского сотника Гургена, который, хоть руки его и были связаны, стоял прямо, расправив плечи и выставив ногу.
Сотник не ответил хану, молча посмотрел в, глаза, на руки, сложенные на коленях, снова в глаза и затем отвел взгляд.
Хан взъярился:
- Говори, не то язык вырву! - И, сойдя с тахты, он, тяжело переступая, подошел к Гургену и повторил: - Как ты посмел?..
- В моих речах не было никакой особой смелости. Не такой уж я глупец, чтоб бессмыслием губить себя... Ты же знаешь, что последние два года мы в беде, у крестьянина сейчас нет даже семенного зерна, чтоб в землю его бросить. В будущем году вы и одного мешка не соберете. Что взять с неимущего?
- Золота, серебра, меди, шерсти, сушеных фруктов!.. А коли и этого нет - свет из глаз вырви, головы возьми!.. Жалеешь своих сородичей? Да? А своей головы с такими-то усами не жалеешь? - Он дернул Гургена за ус, затем, заложив руки за спину, зашагал.
- То, что ты делаешь, хан, не геройство,- не меняя позы, проговорил: Гурген, едва стихла боль.
Хан приостановился, с усмешкой глянул на него через плечо:
- Тогда что же это?
- Ханские штучки.
Брови у Алама-Асадуллы грозно опустились, губы сжались. Какой-то миг он так и стоял, полуобернувшись, затем подошел и прошипел:
- Что ты сказал?!..
Сотник не ответил.
- Ханские, говоришь, штучки? Издеваться изволишь?! И он еще сильнее дернул за тот же ус и хлопнул в ладоши.
И тотчас в одну дверь вошел главный палач, в другую стражник. Последний пал ниц перед ханом и проговорил:
- Мой повелитель, мой солнцеликий хан, прибыл сотник Саркис из Хндзрстана с дурной вестью.
- Пусть войдет.
Главный палач отпихнул было Гургена к выходу, но хан взглядом дал ему понять, чтоб повременил, и повернулся к вошедшему сотнику Саркису:
- Что скажешь?
Сотник чуть не плакал.
- Да будет благословен, хан, беда! Хндзорескцы взбесились. Еле вырвался. Перекрыли все выходы из села, чтобы не дать мне пробраться к твоей светлости. Я вынужден был ночью с огромными трудностями пробраться в ущелье Воратана и вот только сегодня прибыл, чтобы пасть к твоим ногам и сказать то что я сказал: будь благословен, хан, хндзорескцы взбесились, беда!..
- А все оттого, что ты баран. - Хан зло ухмыльнулся и повторил: - Да, баран!
- Что я могу поделать, мой господин,- Саркис пожал плечами.
- Эй, палач,- обратился хан к главному палачу,- отведи-ка этого барана в овчарню, а завтра отсечешь ему голову.
- Смилуйся, хан! - голос сотника дрожащим эхом забился под сводчатым потолком. Несчастный бросился в ноги хану. Но тот оттолкнул его ногой и прошел к окну, выходившему на горы.- Я - земля под твоими стопами, хан! - Саркис подполз к повелителю.- Твоей милости ведомо, что я всегда был предан персидскому трону, нашему солнцу и властелину - шаху Сулейману и твоей светлости. Я шкуру со всех сдирал и сдавал дань два к одному. Этот год подвел меня, не уродилось... Но все равно, Хндзореск наполнил бы твои закрома, не вмешайся в дело этот сукин сын Мегри Мелик-Фарамазян и не подними он всех на ноги. Что бы ни было, я обещаю бросить хндзорескцев перед гобой на колени! Если не исполню...
Хан, который сложа руки стоял у окна и смотрел на горы, обернулся, взглянул на распростертого сотника и сделал знак главному палачу, чтобы вывел Гургена. Выходя, Гурген бросил по-армянски:
- Ползи, Саркис, пресмыкайся!..
- Сделай так, чтоб Мегри оказался в моих руках, и тогда твоя голова останется на месте,- сказал хан.
- Сделаю, непременно сделаю!.. - зазвенел голос сотника Саркиса. Он вскочил на ноги.- Мхитар в темнице?..
- Да...
- Мой хан может считать, что и Мегри уже у него в руках.
- То есть как?..
- Я напишу письмо от имени Мхитара, и через два дня он будет здесь.
- Как знаешь! Придумай любые ухищрения, но помни одно: цена твоей головы - голова Мегри! - отрезал хан и, отвернувшись к окну, снова стал смотреть на горы.
- Будь благословен, хан, что прикажешь мне сейчас делать?..
- Уйди с глаз. Явишься завтра, после утреннего намаза.
С рассветом сотник Саркис предстал перед ханом: с хитрой улыбкой на рыжем, опаленном лице и с письмом в руке. Преклонив колено перед ложем хана, он с трудом-начал читать написанное и с еще большим трудом переводить:
- «Добрый день, отец! Я приехал в Татев, чтобы сказать хану слово наших сельчан и затем положить голову под его топор. Я видел, как целуя мой лоб, ты едва сдерживал слезы. Однако волею всевышнего я жив и здоров. Слава господу! Аминь! И здесь со мною пребывает покровительство нашего Татева. Обратившись к алтарю, я пишу тебе это письмо благословенной рукою отца Тадевоса, и перед глазами у меня наш святой крест. Звонят колокола, потому как сегодня праздник, канун Святого Креста. Да будет вечной мощь Татевского храма. Аминь. И да пребуду я склоненным перед святым Саркисом, святым Карапетом, святыми Петром и Павлом, перед всеми святыми. А теперь позволь рассказать тебе все, как было. Приехал я, когда у хана уже собрались все сотники. Они сидели развалясь, а хан хмурил брови. Ждал, видно, нашего сотника. Ты ведь знаешь, что дань, даваемая нашим Хндзореском, поболе той, какую собирают со всех других сел, вместе взятых. Ждали сотника, его нет. И вдруг вхожу я. Хан удивленно смотрит на мои трехи* на папаху... Я не даю ему раскрыть рот, начинаю: «Из Хндзореска я,- говорю,- приехал сказать от имени всех, что мы решили, пусть умрем, но подчиняться тебе больше не станем. Ты безжалостен (так я и сказал), требуешь дань с побитых градом и спаленных небывалым зноем полей. За людей нас не считаешь. Ну, а если это так, то нам и жить стыдно. Вот мы и решили: бороться и умереть! Я кончил, говорю, теперь можешь натравить своих людей на Хндзореск, а мою голову руби здесь». Так я сказал, отец, и жду: вот, мол, сейчас прикажет обезглавить меня. И что же я вижу? Хан усмехается себе в усы и поглаживает бороду. А потом вдруг поманил к себе пальцем и уже не на трехи мои смотрит, а в глаза. «Чей ты сын?» - спрашивает он. Я называю твое имя. «О, сын Мегри Мелик-Фарамазяна? Понятно. От льва львенок. Твоя смелость мне по душе. За то и прощаю тебе дерзость. А хндзорстанцам, так и быть, прощаю налоги за этот год». Так прямо и сказал хан. Все сотники от зависти заерзали на местах, зачихали, закашляли. А хан опять же повторяет: «За непокорность следовало бы снести головы и тебе и всем хндзорстанцам, но своей смелостью ты завоевал мое сердце и будь за то моим гостем несколько дней».
Вот уже три дня я гость в ханском дворце. Чего тут только нет: и хашлама*, и жареные куры, и пловы, и разные шербеты.
После полудня мы с ханом ходим в Овенский лес, и он диву дается, как метко я стреляю из лука.
Отец мой, я думаю, нам следует поблагодарить хана. Прежде всего пусть все наши сельчане спустятся с гор и пребывают, в спокойствии. И сообщи людям все, как есть. А сам собери кое чего - несколько мешков самой лучшей муки, медовых пряников, фруктов, ковров поцветистее - и приезжай поскорее в Татев, на поклон к хану, чтобы он отныне и впредь был добр и нам, чтобы покорить его сердце и обратиться к нашим повседневным заботам.
Отец Тадевос, после того как написал сказанное мной, прочитал мне все, и я, в знак подтверждения подлинности, прилагаю палец».
Сотник Саркис кончил чтение письма и посмотрел в глаза хану. При этом в его собственных глазах было столько довольства собой.
Хан постучал пальцем по лбу сотника, но в похвалу ничего не произнес.
- Что ж, попытайся, - сказал он.
- Мой господин, теперь необходимо, чтоб Мхитар приложил палец к этому письму. Отец слишком: хорошо знает отпечаток пальца своего сына.
- Ну, это он сделает...
--------------
* Трехи - обувь из сыромятной кожи.
** Хашлама - отварное мясо.
* * *
Длинен подземный ход. Начинается он от давильни, что у монастыря. Главный палач отодвинул один круг жернов, под ним был второй круг, он и его сдвинул и вкатился вовнутрь. Сотник Саркис последовал за ним. Пахнуло сыростью и еще чем-то. Палач шел, расставив ноги и откинувшись назад - уж очень тяжел был большой, круглый живот. Голова у него без единого волоса, но не оттого, что обрит, как подобает палачу: от проказы все вылезли. Он носил красную тюбетейку, которая едва прикрывала макушку, оставляя обнаженным жирный затылок с глубокой складкой. Длинные тяжелые руки говорили сами за себя.
Высоко держа масляную лампаду, палач шумно дышал, и шум этот умножался эхом. Сотник Саркис с отвращением смотрел на маячивший перед ним затылок и с ужасом думал: куда ведет его этот страшный палач?..
Вот подземный ход раздвоился. Палач повернул влево и остановился у одной из выбоин в стене. С трудом, чуть склонив свою одеревенелую шею, он одним глазом глянул назад. Сотник понял его, подошел поближе и остановился рядом. От недостатка воздуха лампадка еле горела, и желтый ее отсвет почти не рассеивал тьму. Что это?.. Люди?.. Живые или мертвые?.. Они точно приведения... Палач снова зыркнул на сотника и повел лампадой в сторону одного из несчастных. Сотник заморгал, потом вдруг удивленно выпучил глаза - он с трудом узнал всего три дня назад попавшего сюда Мхитара Мелик-Фарамазяна. Ноги у бедняги в колоде, шея так притянута веревкой, что голова почти уткнулась в колени. Руки связаны за спиной. Все другие узники тоже пожизненно закованы цепями, концы которых закреплены к выступам скал. Пожизненное это заключение длится недолго, главный палач каждый день, вот так, с лампадой в руках, обходит все одиннадцать выбоин и ногой бьет каждую жертву в бок: если не стонет, снимает оковы. Ежедневно снимается не одна цепь. И подручный палача волоком тащит отдавших богу душу к щели и сбрасывает в ущелье. При этом он всякий раз прислушивается к гвалту, с которым грифы кружат над новой жертвой...
Сотник Саркис присел именно на ту колоду, где были зажаты ноги Мхитара, и сочувственно покачал головой, вздохнул и положил руки на колени.
Главный палач прошел дальше, и все погрузилось во тьму. Только откуда-то струилась узкая полоска света, - может, через ту щель, в которую сбрасывают трупы?...
- Что, сотник Саркис? - догадываясь, зачем тот оказался в подземелье, и не в силах выносить его фальшивые вздохи, спросил Мхитар, добавив при этом: - Не вздыхай, выкладывай, что у тебя за душой.
Речь, которую готовился произнести сотник, явно не подходила к обстановке, и он стал лихорадочно перебирать в уме новые слова. Мхитар не дал ему слукавить.
- Не притворяйся, Саркис,- сказал он,- ужаль да убирайся. Я от тебя никогда ничего хорошего не ждал.
- Не ради тебя пришел я в эту страну мертвецов. Мне плевать, что ты здесь заживо погребен, но ты, спесивый, разрушил дом своего отца и всех хндзорескцев погубил. И отец твой уже спохватился, пожалел о содеянном. Вот потому-то я и пришел. Ради него. А что поделаешь, если он в ноги мне пал: «Помоги, говорит, сотник Саркис, единственный сын пропал. Сделай так, чтобы голову ему не снесли!...» А ты тут болтаешь. Пожалеть надо отца, а не чесать языком...
И он замолк.
У кого-то неподалеку в горле вдруг словно бы вода заклокотала-закипела. Затем все смолкло. А спустя мгновение кто-то застонал, потом опять раздался клокот. Глухо звякнула цепь, и воцарилась гнетущая тишина.
Ледянящая дрожь пробежала по телу сотника Саркиса. Ему показалось, что он сам один из этих обреченных и больше уж никогда не увидит солнца. И чтобы убедиться, что это не так, сотник снова заговорил, по возможности спокойным голосом:
- Ради твоего же отца - если ты человек, постарайся понять это - и ради тебя я вынужден был ноги лобызать нечестивцу-хану. А он, поганец, пнул меня и говорит: «Что, душа за сородичей болит? Ты у себя на селе представитель шаха, а тебе, я вижу, нипочем, что люди поднимаются против него!» И чего только я ему не наговорил, чтобы загладить ваше безумство. Да, да! То, что вы с твоим отцом сделали,- это безумие! Ни дать ни взять безумие! Подобное тому, как если бы человек вдруг стал биться головой о стену, что вот, мол, разрушу ее, а разбил бы лишь свою башку. Так нельзя.
Делать нечего. Мы повержены. Поверженный народ вынужден быть слугой победителя. А слуга должен служить. Служить и улыбаться. Душа болит, а хозяину улыбайся, повинуйся каждому его слову и своего суждения иметь не смей. А вы что? «Готовы умереть!.. Смерть или человеческая жизнь!..» Готовы, да не очень. На другой же день твой отец вернул всех сельчан с гор и сам пришел ко мне: так, мол, и так, жить хотят, любой ценой, хоть бы и в рабстве. Но я то понял, что он только ради тебя сдался...
Послышались шаги приближающегося главного палача. Вот он, как сама смерть, стал рядом с Мхитаром. Не в силах нагнуться, велел своему подручному отвязать веревку на шее узника и освободить руки.
Сотник Саркис достал из кармана письмо и, прикинувшись, будто ему совсем безразлично, как Мхитар отнесется к его предложению, сказал:
- Вот письмо, надо удостоверить его.- Бумага зашелестела в руках Саркиса.- Ты слыхал уже, что мне пришлось лобызать ноги хану, обещать, что Мелик-Фарамазяны будут впредь покорны священным законам шаха. Однако хан пожелал услышать эти заверения из уст самого Мегри. И тогда было написано это письмо от твоего имени, чтобы отец явился и пал к ногам хана. Только это может спасти тебя, вызволить из темницы, - Саркис подал письмо узнику.
Мхитар задумался...
Сотник Саркис поднес клочок бумаги к лампадке, подпалил и тотчас загасил, затем подал его Мхитару и поторопил:
- А ну, быстро разотри пепел в руках и приложи большой палец к письму. Невмоготу мне здесь. Не подыхать же из-за тебя. Чего медлить? Смотри, что с сотником Гургеном сделали. От эдакого здоровяка одна тень осталась.
Мхитар глянул и равнодушно отвернулся, как обреченный от обреченного. Пристально посмотрев на сотника, он сказал:
- Мой отец не из тех, кто изменяет своему слову. Ну, а если ради меня он все же и решился на это, я все равно останусь верным себе. Вяжите мне снова руки. Я не приложу палец к этому письму.
- Не дури, Мхитар.
- Не трать попусту запала, Саркис.
- Хочешь, чтоб силой заставили? Понимаешь ведь, чем все обернется,- теперь уже сотник говорил сухо.
- Понимаю, - кивнул Мхитар. - Делай, что хочешь. По крайней мере умру со спокойной совестью.
Сотник бросил взгляд на главного палача и сам отошел. Палач одним ударом по голове свалил Мхитара. Едва тот рухнул, сотник поднял его руку, натер палец пеплом и прижал к письму. Тут же главный палач, растерев виски поверженного Мхитара, привел его в чувство, снова связал, и они с сотником удалились.
В пещере зазвенели цепи.
|
|
| Категория: Судьба армянская | Добавлено: 21.05.2015
|
| Просмотров: 1559
| Рейтинг: 0.0/0 |
|
