| Статистика |
Онлайн всего: 1 Гостей: 1 Пользователей: 0 |
|
Все книги онлайн
Беседа четвертая - Моцарт и Прокофьев
ВТОРОЕ ОТДЕЛЕНИЕ
Теперь перед нами встает не очень простая задача. Мне предстоит рассказать, а вам - после моего рассказа и особенно после того, как вы услышите музыку, которая сейчас прозвучит, - вам предстоит понять и почувствовать, как тесно связаны между собой такие, казалось бы, разные композиторы, как Моцарт и Прокофьев.
Сперва несколько слов о биографии Прокофьева. Вы помните, я рассказывал, что Моцарт написал свою первую пьесу в шесть лет, но так как в то время еще не умел записывать музыку на нотную бумагу, это пришлось сделать его отцу, первому его учителю. Так вот, Прокофьев свою первую пьесу написал тоже в шесть лет. Он тоже тогда еще не умел записывать ноты, и это за него пришлось сделать его матери - отличному музыканту, первой учительнице своего сына. Эта пьеса называлась «Индийский галоп» - Прокофьев написал ее, услышав разговоры взрослых о каких-то событиях в Индии.
Сохранилась интересная фотография: у пианино сидит белокурый мальчик, а на пюпитре стоят ноты с великолепной надписью: «Сережа Прокофьев. Опера „Великан"». В то время Сереже Прокофьеву было ровно девять лет.
Наконец, когда Прокофьеву исполнилось тринадцать лет, он отправился поступать в Ленинградскую (тогда Петербургскую) консерваторию. Его не хотели допускать к экзаменам: тринадцать лет - слишком маленький возраст, чтобы поступать в высшее учебное заведение. Это был беспрецедентный случай.
Но все же экзамен состоялся. К большому столу, за которым сидели Римский-Корсаков, Лядов, Глазунов и другие крупнейшие музыканты - профессора консерватории, подошел Сережа Прокофьев, изнемогая под тяжестью ноши, которую он кладет на стол. Экзаменаторы видят перед собой четыре оперы, две сонаты и огромное количество других пьес. Это производит на комиссию ошеломляющее впечатление. Прокофьев принят в консерваторию и учится по трем специальностям: композиции, фортепиано и дирижированию.
Уже к двадцати годам Прокофьев завоевывает признание и известность. О его музыке, о его выступлениях пишутся статьи. Одни называют его выдающимся талантом, другие вовсе отказывают ему в каком-либо даровании. Профессор Черепнин, у которого Прокофьев изучал искусство дирижирования, назвал его «безумно талантливым музыкантом». Какой-то критик моментально подхватил эти слова и написал: «Это абсолютно правильно, только таланта я пока не видел, а видел одно безумие».
Споры, разгоревшиеся вокруг Прокофьева еще в годы его консерваторских занятий, продолжались и позже. Слишком много было в нем нового, выходившего за рамки тех самых «правил музыкального приличия», которые в свое время нарушал Моцарт и всегда нарушали настоящие большие новаторы.
Вскоре после окончания консерватории Прокофьев пишет «Скифскую сюиту» - большое симфоническое произведение, в котором хочет воплотить свое представление о мире наших далеких предков. При первом исполнении «Скифской сюиты», когда зазвучала ее последняя часть, рисующая ослепительный свет взошедшего над землей солнца, музыка оказалась столь ослепительной, что Глазунов - маститый композитор, ректор консерватории, которую за два года до того закончил Прокофьев, - не выдержал и за несколько тактов до конца покинул зал. Думаю, что это был единственный случай солнечного удара, случившегося не от солнца, а от солнечной музыки...
Еще позже, когда Прокофьев гастролировал в Америке, в одной из критических статей было написано: «Это атака мамонтов на азиатском плато... Когда дочка динозавра оканчивала консерваторию той поры, в ее репертуаре, вероятно, был Прокофьев». И сказано это было о Второй фортепианной сонате, музыка которой воспринимается сегодня как совсем простая, прозрачная, классическая в полном смысле этого слова!
Но были проницательные, чуткие люди, которые сразу же оценили выдающийся талант молодого Прокофьева, несмотря на чрезвычайную смелость его творческих дерзаний. Среди этих людей был Максим Горький, был Владимир Маяковский, был Николай Яковлевич Мясковский - родоначальник советской симфонической музыки, замечательный педагог, воспитавший несколько поколений советских композиторов; был Борис Владимирович Асафьев, патриарх советского музыкознания. Главное же, конечно, были слушатели. Если часть их шикала, свистела и просто отказывалась видеть в Прокофьеве музыканта, то другая ее часть горячо приветствовала сильный и мужественный талант юного композитора, созвучный растревоженным настроениям русского общества предреволюционной поры.
И Прокофьев, в конце концов, победил. Победил во всем мире. Сейчас нет, вероятно, ни одного музыкального театра, где не шли бы его оперы и балеты. В одном Большом театре в Москве идут его оперы «Война и мир», «Семен Котко» и «Игрок», балеты «Ромео и Джульетта», «Золушка», «Сказ о Каменном цветке».
Нет в мире мало-мальски известного музыканта-пианиста, скрипача, виолончелиста, дирижера, в чьем репертуаре не было бы произведений Прокофьева; его произведения входят в программы музыкальных школ, училищ и консерваторий, в программы разного рода, в том числе международных, конкурсов. Музыка Прокофьева завоевала мир!
Чем же так привлекает к себе эта музыка? Прежде всего, я думаю, своей солнечностью. Когда в ней сгущаются тучи и небо чернеет, мы все равно чувствуем, что за этими черными тучами есть солнце, что оно никуда не исчезло, что рано или поздно мы вновь ощутим на себе живительное тепло его лучей.
Привлекает нас в музыке Прокофьева и богатство воплощенного в ней мира человеческих чувств и мыслей. В его творчестве мы встретим человека, радующегося и печалящегося, человека хохочущего и рыдающего, человека страшного и доброго, человека стремительно несущегося вперед к своей цели и человека, застывшего в созерцании красоты природы. Прокофьев создал страницы нежнейшей лирики, затрагивающей самые затаенные человеческие чувства и переживания, но есть у него и монументальные музыкальные фрески, рисующие героические события из истории русского народа, подобно «Ледовому побоищу» в кантате «Александр Невский». Есть у него музыка о любви, есть и музыка о революции. Но о чем бы ни писал Прокофьев, все его творчество проникнуто светлым солнечным мировосприятием, дышит физическим и нравственным здоровьем, оно оптимистично в самом высоком смысле этого слова. В этом его огромная сила и привлекательность.
Что же связывает Прокофьева с Моцартом? Прежде всего тут надо сказать о «моцартианстве» как о своеобразном явлении в русском искусстве - не только в музыке.
Чистота и какая-то особая светлая прозрачность чувств и помыслов, чаще всего солнечное, хотя порой и трагическое, но всегда юношески непосредственное восприятие жизни - вот что мы обычно вкладываем в понятие «моцартианства».
С «моцартианством» мы встречаемся уже в творчестве Пушкина и Глинки. Вспомним «светлую печаль» Пушкина, светлую и печальную музыку глинкинских романсов. Вспомним и непосредственное их соприкосновение с Моцартом: пушкинского «Моцарта и Сальери», глинкинские фортепианные вариации на тему Моцарта. Особое место занимает «моцартианство» в творчестве Чайковского: «Моцартиана» - сюита, составленная из фортепианных пьес Моцарта, переложенных для симфонического оркестра; вокальный квартет на темы Моцарта; мелодия из фортепианного концерта Моцарта, ставшая основой «Пасторали» в «Пиковой даме»... А дальше «Моцарт и Сальери» - опера Рахманинова...
Так что «моцартианство» Прокофьева - это одна из живительных традиций русского искусства, связывающая его с солнечным, здоровым, оптимистическим искусством раннего классицизма. В возникновении интереса к творчеству Моцарта у Прокофьева, возможно, сыграло свою роль то, что в студенческие годы ему довелось продирижировать в оперной студии Петербургской консерватории оперой Моцарта «Женитьба Фигаро». По свидетельству очевидцев, Прокофьев отлично справился с этой сложной задачей.
Интерес к Моцарту и его старшему современнику Гайдну сказался в частом обращении Прокофьева к таким танцевальным формам, как гавот и менуэт, в стремлении овладеть классической ясностью и лаконизмом симфонической формы - это отчетливо ощущается в его ранней, еще ученической Симфониетте и особенно в «Классической симфонии», которую вы сегодня услышите.
Было ли это внешним подражанием ранней классике? Ни в коем случае. В любом из сочинений Прокофьева, связанном с традициями 18 века, мы по первой же интонации, с первых же тактов узнаем неповторимо прокофьевский почерк, свое, ярко индивидуальное претворение давних традиций и, что очень важно подчеркнуть, слышим несомненные, хотя и очень «прокофьевские» отзвуки русской народной песенности.
Высшей точкой «классической» струи в музыке Прокофьева стала его первая симфония, которую он так и назвал «Классическая симфония». Сам он говорил, что хотел этим названием поддразнить критиков, отказывавших ему в каком-либо даровании, а кроме того, добавляет он шутливо и задиристо (как это типично для него!), кто знает, вдруг она в самом деле окажется когда-нибудь классической! История превратила эту шутку в действительность: не только эта симфония, но и все творчество Прокофьева заслужило ему во всем мире славу классика ХХ века, прямого продолжателя русской классики прошлого столетия.
В общем построении «Классической симфонии» нет каких-либо новшеств. В ней традиционные четыре части: первая и четвертая - быстрые, вторая - медленная, третья - танец (гавот). Не вполне обычно построена разве что лишь вторая часть, где прекрасная песенная мелодия сочетается с движением, отдаленно напоминающим медленный менуэт.
Зато характер музыки, ее стремительное движение и чудесная мелодика, ее великолепная чистота и прозрачность с первой и до последней ноты полны неизбывной свежести и неповторимой оригинальности. Моцарт и Гайдн просвечивают в ней сквозь призму Глинки (вспомните его стремительную «моцартовскую», но глубоко русскую увертюру к опере «Руслан и Людмила»), отчасти Римского-Корсакова (в последней части вы, несомненно, услышите интонацию, очень близкую тем, что звучат в «Снегурочке»). Но главное в этой музыке - сам Сергей Прокофьев. Его не спутаешь ни с кем!
Вслед за «Классической симфонией» прозвучат три вальса Прокофьева. Прокофьев очень любил эту сферу музыки и сочинил много прекрасных вальсов, особенно в операх и балетах. Особенность большей части таких вальсов в том, что они представляют собой не просто танцевальный фон, на котором разворачивается действие, как это чаще всего в операх и балетах бывает, а в них воплощен характер того или иного действующего лица, его образ, его переживания. Вы убедитесь в этом, слушая сегодня два вальса из балета «Золушка» и вальс из оперы «Война и мир».
Первый вальс - «Золушка на балу». Я уверен, что если вы будете слушать эту музыку, закрыв глаза, то ясно увидите (творческое воображение есть ведь у каждого из вас), как Золушка, попав в богатый дворец, о чем раньше могла лишь мечтать во сне, робко осматривается по сторонам. Вот она чего-то испугалась, вот чем-то восхитилась, вот бесстрашно побежала, вот внезапно остановилась. Это целая сцена, в которой разворачивается богатый и сложный образ героини балета, а не просто танец, звучащий на балу.
Теперь второй вальс из того же балета. Золушка впервые в жизни поняла, что она вовсе не золушка, а такая же девушка, как и все другие ее сверстницы, что ей доступно такое же счастье, как и им всем. И вот, задыхаясь от радости, она восторженно устремилась навстречу своему счастью. Этот вальс тоже не похож на обычный бальный танец - это вершина в развитии образа Золушки.
И наконец, вальс из «Войны и мира». Это тоже не обычный бальный вальс. Это первая встреча Наташи Ростовой с Андреем Болконским. Вы помните строки Толстого о том, как «с хор раздались отчетливые, осторожные и увлекательно-мерные звуки вальса», как подошел Андрей к Наташе, «занося руку, чтобы обнять ее талию еще прежде, чем он договорил приглашение на танец», и как лицо Наташи, «готовое на отчаяние и на восторг, вдруг осветилось счастливою, благодарною, детскою улыбкой». Я убежден, что каждый, кто хоть раз услышит вальс Прокофьева, не сможет уже отделить поэтичнейшие строки толстовского романа от волшебно прекрасных звуков прокофьевской мелодии.
Сентябрь, 197З г.
|
|
| Категория: Ровесники | Добавлено: 19.05.2015
|
| Просмотров: 3673
| Рейтинг: 0.0/0 |
|
