Мороз был такой, что руки чувствовали его даже в теплых рукавицах. А лес вокруг как будто наступал на узкую ухабистую дорогу, по обе стороны которой шли глубокие канавы, заваленные предательским снегом.
Много он видел дорог на своем шоферском веку, но такой еще не встречал. И как раз на ней приходилось работать, будто ты двужильный.
И главное - груз надо доставлять вовремя. А как он себя чувствует, этот груз?
Большаков остановил машину, вылез из кабины и, тяжело приминая снег, пошел к цистерне. Он влез на борт и при бледном свете зимнего полдня увидел, как по атласной от мороза стенке стекает непрерывная струйка. Холодок прошел по его спине. Цистерна текла. Цистерна лопнула по шву. Шов отошел. Горючее вытекало.
Он стоял и смотрел на узкую. Струйку, которую ничем не остановить. Так мучиться в дороге, чтобы к тому же привезти пустую цистерну! Мороз обжигал лицо. Стоять долго и просто смотреть - этим делу не поможешь.
Он открыл ящик со своими инструментами, и они показались ему орудиями пыток. Металл был как раскаленный. Но он храбро взял зубило, молоток, кусок мыла, которое было похоже на камень, и влез на борт. Бензин лился ему в руки. Он жег ледяным огнем. Он пропитывал насквозь рукавицу, он просачивался под рукава гимнастерки. Большаков сплевывал, в безмолвном отчаянии разбивал шов и замазывал его мылом... Бензин перестал течь.
Вздохнув, он. пошел на свое место. Проехав километров десять, Большаков остановил машину и пошел смотреть цистерну. Шов разошелся снова. Струйка бензина бежала вдоль круглой стенки. Надо было все начинать сначала. И снова гремело зубило, и снова бензин обжигал руки, и снова мыльная полоса наращивалась на разбитые края шва. Бензин перестал течь. Дорога была бесконечной.
Он уже не считал, сколько раз он слезал и забирался на борт машины, он уже перестал чувствовать боль от ожогов бензина, ему казалось, что все это снится - дремучий лес, бесконечные сугробы, льющийся по руке бензин.
Неожиданно за поворотом открылись пустые пространства, огромные, неохватные. Дорога шла по льду. Он вел машину увереннее, радуясь тому, что лес кончился. Машина, подпрыгивая, где-то внутри его, замерзшего, жила одна непонятная радость: он твердо знал, что выдержит. И он выдержал. Груз был доставлен.
В землянке врач с удивлением посмотрел на его руки, с которых облезла кожа, изуродованные, сожженные руки, и сказал недоумевающе:
- Что это такое?
- Шов чеканил, товарищ доктор, - сказал он, сжимая зубы от боли.
- А разве нельзя было остановиться в дороге? - сказал доктор.- Не маленький, сами понимаете, в такой мороз так залиться бензином!..
- Остановиться было нельзя, - сказал он.
- Почему? Куда такая спешка? Куда вы везли бензин?
- В Ленинград вез, фронту, - ответил он громко, на всю землянку. Доктор взглянул на него пристальным взглядом.
- Та-ак, - протянул он, - в Ленинград! Понимаю! Больше вопросов нет. Давайте бинтоваться. Полечиться надо.
- Отчего не полечиться. До утра полечусь, а утром - в дорогу. В бинтах еще теплее вести машину, а боль уж мы как-нибудь в зубы зажмем.
(По Н. Тихонову.)
Какую цель достигает автор повторением одного слова?
|
