| Статистика |
Онлайн всего: 4 Гостей: 4 Пользователей: 0 |
|
Все книги онлайн
14)Часть первая
Птицы летят на юг
Лодка была готова, ее можно было спустить на воду, но Виктор и Ашихэ все еще возились с нею; он накладывал последнюю заплату, она орудовала лопаткой. Им не хотелось возвращаться к старикам - очень уж интересный шел у них разговор. Сейчас Ашихэ рассказывала, как ее взяла к себе красивая Ин, та, что жила у поляка.
- У какого поляка?
- У доктора Ценгло.
- Ценгло? Толстяк такой с длинной черной бородой?
- Да, да. Веселый он был и смеялся громко, басом. А меня звал так: «А ну-ка, иди сюда, девушка «Три даня». Это потому, что Го увел меня из дому за три даня проса.
Оказалось, что Го, прозванный за свою жадность и суетливость Сорокой, отнял Ашихэ у родителей за долги и продал в Шитоухэцзы Большому Фу, а тот в свою очередь перепродал ее вместе с другими детьми госпоже Ма в Харбине. Госпожа Ма всех детей - а сидело их у нее взаперти семнадцать - отослала куда-то далеко. Одна только Ашихэ сбежала и, скитаясь по городу, попалась на глаза Ин, которая жила с поляком. Хотя у красивой Ин было много нарядов, и жила она в богатстве, и доктор всячески баловал ее, она не забыла, что и у нее тоже отец крестьянин. Ашихэ жила у них вместе с их дочкой.
- Ее звали Тао.
- Знаю я ее. Мы учились в одной гимназии, только она в младшем классе.
- Я ее недавно встретила, и она меня не узнала. Да и не удивительно - столько лет прошло. Тогда ей было пять, а мне- девять.
- А почему же ты от них ушла?
- Ин умерла. Заразилась от больных. Она ведь служила санитаркой в лечебнице у доктора Ценгло и, хотя потом стала жить с ним, не бросила свою работу - она очень любила ее. Ну, вот в лечебнице и заразилась. А когда она умерла, доктор опять стал сильно пить, и в доме у него хозяйничали разные
женщины, то одна, то другая,- каждая хотела занять место Ин. И дом уже не был домом. Тао пробовала утопиться в ванне, и тогда доктор прогнал всех женщин и сам занялся дочкой, а меня отдал сестрам францисканского монастыря.
- Ну, а там?
- Я немного училась, а немного стояла.
- Как это - стояла?
- А так. Они хотели, чтобы я стояла в часовне около них, когда они молятся или поют. Верили, что на меня что-то сойдет и очистит меня. Не знаю что... А я не хотела этого, боялась, ведь они говорили, что это будет как огонь и в нем сгорят все мои грехи. Вот я и взяла образок с голубем, что висел над моей
постелью... белый голубь и весь в лучах, как корона.
- Это дух святой.
- Мне он очень нравился. И я взяла его и пошла на вокзал.
- Хотела ехать домой?
- Нет, вернуться домой я боялась,- оттуда меня бы опять забрал Го. Я пошла на вокзал, в отдел просвещения. Мне говорили, что там есть приюты и в них детям живется хорошо. Я слышала еще, что железной дорогой управляет начальник
Чанган и живет он в красивом каменном доме на Большом проспекте.
- Это верно. А неподалеку и наша гимназия имени Сенкевича.
- Ну, я и пошла туда и показала им ту картинку с голубем, для того чтобы они меня взяли в приют.
- Ну, знаешь!..Прийти к советским начальникам с иконкой!
- А я не знала, Вэй-ту, что это за «советские». Я пошла к европейцам, к русским. Мне сказали, что у них очень хорошие приюты, но китайских детей туда не принимают.
Ашихэ помолчала, а когда заговорила снова, в ее голосе звучала грустная ирония человека, уже кое-что познавшего.
- Должно быть, я в монастыре тоже стала немного верующей. Сестры там постоянно твердили: «Молись, дитя. Этот святой образок - пропуск в рай». Я китаянка, я видела войну, я знала, что такое полиция и что значит пропуск - дапяо, как много может он сделать!
Виктор живо представил себе, как этакая козявка, важно ступая, входит в управление Китайско-Восточной железной дороги и показывает советскому начальнику католическое изображение святого духа. «Что это у тебя, девочка?» - «Дапяо». И смотрит на него доверчиво своими черными, как агат, глазами, не сомневаясь, что сейчас перед ней, предъявившей такой пропуск, откроются двери приюта.
- Чего ты так на меня смотришь, Вэй-ту?
- В тебе все такое странное.
- Что, например?
- Все. И даже имя. Почему тебя назвали так, как называется станция за Харбином?
- Потому что я там родилась. Мои отец с матерью ехали тогда из Чанли. Наша семья родом из-за Великой стены, из Внутреннего Китая. Первый участок земли в Маньчжурии мой отец получил около станции Ашихэ, и едва они вышли из вагона, как мать меня родила - прямо на вокзале. Вот меня и назвали, как эту станцию: Ашихэ. Ты же знаешь, детям иногда дают имена в честь того места, где они родились.
- Ну, это чаще всего мальчикам дают такие имена, да и то только до школы.
- А я, когда жила дома, в школу не ходила. В Шуаньбао школы не было. Вот я и осталась навсегда с этим именем. Ашихэ - и все.
- А в приюте?
- Там я пробыла недолго, только два месяца. Началась война с Советами - помнишь?
- Не очень. Помню только, что отец стал привозить домой газеты, а до этого он их никогда не читал. Он еще раньше говорил, что война будет непременно. Но тебе-то чем она помешала?
- Помешала. Меня советские приняли в приют не по закону -так заявляли китайские чиновники. И это верно. Я не была дочерью железнодорожника, и у меня никто не погиб на железной дороге - так почему же меня приняли? Просто так, понравилась я им. Я была красивая девочка.
«И выросла красивой»,- подумал Виктор, а вслух сказал:
- Значит, из-за тебя был большой спор?
- Еще какой! Советские поставили на своем, приняли меня, но скоро началась война. Ну, и меня выгнали из приюта.
- Как же ты жила?
- По-разному. Одно время я служила кукушкой в «Небесном странствии» 9.
- Эх, пропади они пропадом! - выругался Виктор по-польски.
- Что ты сказал, Вэй-ту?
- Ничего, ничего. Весело тебе было, должно быть, там, в похоронном бюро.- И, бросая в лодку ненужные уже гвозди, молоток, паклю, добавил: - А я думал, что знаю Китай! Вздор! Живем врозь, мы - по-своему, вы - по-своему... Рассказывай дальше, Ашихэ. Прошу об этом не из пустого любопытства. С тех пор как я остался один, я много думаю о разных вещах. Но если тебе это неприятно...
- Нет, Вэй-ту, ничуть. Что нам еще остается сделать?
- Ничего. Можно отплывать.
- Тогда давай испытаем лодку, хорошо? Я никогда еще не была на озере. Сяду вот здесь, а ты...
И движением руки, которое в Европе означает «уйди прочь», пригласила сесть рядом.
Виктор, упершись ногами в землю, столкнул в воду лодку с сидевшей в ней Ашихэ.
- Сильный ты. И будешь еще сильнее... Сколько ты можешь поднять?
- Почем я знаю? Вот оленя, которого я убил недавно, я принес на спине. Но он был не очень большой.
Виктор сел перед Ашихэ и взялся за весла.
- Значит, ты служила в «Небесном странствии»... А где это бюро находится?
- В Фудзядяне , недалеко от пристани. Ты там бывал?
Виктор кивнул, Разумеется, он знал этот район Харбина, его узкие и кривые улочки, пестревшие черно-золотыми вывесками, на которых бежали вниз беспорядочные цепочки иероглифов. Только здесь можно было увидеть подлинный Китай, ошеломляющий многолюдством, толчеей, своими рикшами, кули, неисчерпаемым богатством и ужасной нищетой, запахом соевого масла, шумной нестройной музыкой, смрадом водосточных канав...
- Тебе приходилось бегать только в этом районе?
- Сначала там, а потом уже по всему Харбину. Цзи Тан приказывал мне не появляться только на Артиллерийской и на Ма-ця-го.
Это было разумное распоряжение - немного бы она накуковала в русском или еврейском квартале! Слушая Ашихэ, Виктор представил себе, как она, десятилетняя девочка в костюме из перьев, изображая вещую птицу - кукушку, ходит по городу и напоминает живым об ожидающем их неизбежном путешествии после смерти в Шаньхайгуань.
Она бежит всегда одной дорогой - через Фудзядянь, Диагональную улицу, Китайскую... В один и тот же час останавливается перед храмом даосистов, зданием фирмы Дунфалунь, перед ресторанами, а в дни больших праздников и праздничных базаров - перед буддийским храмом Безмерного Блаженства. за
городом. Остановившись, начинает куковать и без запинки твердить то, что написано у нее на груди:
«Живи долго, но когда придет час последней перемены, вернись на землю предков!>
Потом «кукушка» повертывается и выкрикивает то, что начертано у нее на спине:
«Небесное странствие тех, кто возвращается,
Харбин - Шаньхайгуань!
Обслуживаем дешево и по-сыновнему.
Собственные участки на кладбищах».
И так изо дня в день, с восьми утра до восьми вечера, в зной, дождь, мороз - какая бы ни была погода...
- Сколько же тебе платили?
- Кормили утром и вечером. И место отвели, где ночевать. Из всех детей, что работали у Цзи Тана, только мне позволяли там ночевать. Я была самая лучшая кукушка. Цзи Так говорил, что я умею растрогать людей.
- А когда же ты начала учиться?
- Во время наводнения. Когда Харбин весь залило.
- Это в тридцать втором?
- Значит, и ты помнишь наводнение?
- Еще бы! Мы по улицам ездили в лодках. Я тогда первый год жил в Харбине.
- Ну, вот нас, кукушек, некуда было посылать - весь город был под водой. Да и зачем? Жертв было столько, что Цзи Тан не успевал хоронить мертвецов, а Хэн Лю - писать надгробные надписи.
- Кто это - Хэн Лю?
- А разве я тебе про нее еще не рассказывала? Хэн Лю была студентка-медичка. Почерк у нее был такой красивый, как у Ван Си-чжи , и она работала у Цзи Тана. В надписях на гробе ведь указывается не только имя умершего, но и все его звания и заслуги, а еще на крышке в изголовье пишут пожелание ему долгих лет загробной жизни и счастья. И Хэн Лю очень красиво выводила надписи кисточкой, а если кто заплатит по-больше, то и резцом высекала.
- Вот так медицина!
- Что ж, и то хорошо, если нечего есть. Не один студент и даже врач ей завидовал - она нашла себе занятие, а они ходили без работы. Так вот Цзи Тан, когда для меня не нашлось дела, послал меня в мастерскую, где работала Хэн Лю. Я размешивала краски, толкла мел, носила воду. Стала я присматриваться к тем знакам, которые Хэн Лю легко рисовала кисточкой. Вот так и начала учиться грамоте.
- На покойниках? Ну и биография у тебя, Ашихэ!
- Обыкновенная китайская история, и больше ничего. Дальше все было уже не так просто.
- Когда это?
- А после Аньшаня . Мы переехали в Аньшань. Я не могла жить без Хэн Лю, а она - без меня, хотя она была на семь лет старше. И когда ее вызвали в Аньшань, она взяла меня с собой. Вместе с нами жили еще две ее подруги, тоже студентки. Они и Хэн Лю работали на химической фабрике, я вела хозяйство, стряпала, а они учили меня, все три: одна - писать, другая - считать, третья рассказывала, как устроен мир. Эти девушки были ко мне добры, как родная мать.
- А почему ты говоришь «были»?
- Потому что они погибли.
- Как?!
- Пришли японские жандармы и забрали их... Вэй-ту, я сегодня не хочу говорить об этом.
- Понятно.
Виктор двигал веслами так осторожно, словно боялся плеском спугнуть задумчивость Ашихэ и тишину этого торжественного предвечернего часа, когда все замирает в ожидании и стынут все краски.
- А денек-то какой сегодня!
Ашихэ, следуя за его взглядом, посмотрела на светлое холодное небо, на лесной островок вдали, зеленым букетом поднимавшийся над водой.
- Да, осень у нас - самая красивая пора.
- И в Польше тоже - я от родителей слыхал, Там даже так и говорится «золотая польская осень».
- Золотая? А про нашу можно сказать «огненная». Осенью Маньчжурия вся как в огне.
- Что бы тебе показать здесь самое красивое? Озеро сейчас увидишь - оно сразу за островом. Но ты все равно завтра будешь плыть по этому озеру с утра до вечера. Вот свернем налево, в камыши, там я покажу тебе гусей, а может, и лебедей. И лилии, каких нигде не увидишь. Цветы, правда, уже опали, но листья остались. На таком листе ты вполне можешь усесться.
- Гуси, говоришь? У нас этих птиц нет.
- Если так, держим курс на жирного гуся!
Виктор свернул в сторону от пролива, за которым начиналось озеро Цзинбоху.
До сих пор они плыли по чистой воде прямо к проливу между островом и берегом. Ветер и волны озера проложили путь в зарослях тростника. Сейчас лодка с Виктором и Ашихэ огибала остров, приближаясь к этим зарослям. Высокий, но не густой тростник, уже пожелтевший, колыхался, как спелая нива, и ему не видно было ни конца, ни края.
- Дальше у нас пойдет не так гладко! - Виктор вынул весла из уключин.- Бери одно, а я с другим стану на корме.
Работая веслом, он толкал лодку в эти колышущиеся тенистые заросли, полные сухого шелеста и тихого плеска. По лицу стоявшей на носу Ашихэ побежали дрожащие светлые лучи, отблески солнца меж качавшихся над головой тростин. Она и Виктор работали каждый своим веслом так, как это делают сплавщики леса, далеко загребая, и это выходило у нее хорошо, без усилий, хотя, присмотревшись к работе Виктора, она сегодня в первый раз гребла таким способом.
Несколько раз перед лодкой взлетали с воды утки и, описав круг, возвращались на свои места - окошки чистой воды в камышах. Чаще, впрочем, они выжидали, отплыв немного в сторону, и затем снова располагались здесь как дома, крякая негромко, по-хозяйски.
У самого берега сплошные заросли тростника расступались, рассеивались по реке, как шуга. Открылась большая продолговатая заводь, вся в зеленых круглых пятнах.
- Отсюда вытекает Упрямица, а это...
Виктор нагнулся к одному из зеленых пятен, приподнял его, подсунув ладонь снизу, и стал вытаскивать из воды лист, который скоро занял всю ширину лодки и еще свисал краями с бортов. Он имел не меньше метра в диаметре.
- Вот тебе и листочек, о котором я говорил. Поместишься ты на нем, как думаешь?
- Да мы оба могли бы на нем поместиться! И неужто цветы у этих лилий такие же громадные?
- Цветы большие, красивые, но, конечно, не такие огромные, как листья.
- И растут эти великаны только здесь?
- Да, только у нас, в бассейне Сунгари.
- А почему?
Этого Виктор объяснить не мог. Он слышал, что в бассейне Сунгари корневища тростника, которые едят дикие гуси, содержат соли натрия и потому во время перелета гуси тучами садятся на Сунгари, чтобы подкормиться. Но полезен ли натрий и водяным лилиям, влияет ли он на их рост и почему вода
здесь содержит много натрия - этого Виктор не знал.
- Ну, да это неважно. Главное - что ими можно отлично замаскироваться.
Он вытащил из воды еще один лист, связал оба вместе черенками и это подобие большого платка накинул на плечи Ашихэ. Она стала похожа на зеленый кустик, только голова торчала из этой зелени черным шариком. Виктор прикрыл лодку третьим листом, потом четвертым.
Теперь словно игрушечная зеленая горка плыла по течению Упрямицы. Течение несло ее очень медленно, но несло. Речушка была не широкая - какой-нибудь удалец мог бы перескочить через нее - и вся укутана густым лесом. Хотя осень уже разредила над нею этот лиственный свод, лодка плыла словно по туннелю под закрывавшим небо пестрым балдахином ярких красок,
пылавших жаром огня, крови и золота.
Было тихо, только листья шелестели и кое-где падали на воду. И в этой тишине уже ясно слышалось гоготанье.
Ашихэ посмотрела на Виктора и в первый раз улыбнулась ему - одними глазами. Почему улыбнулась? Потому ли, что вокруг было так хорошо, или оттого, что он обещание свое выполнил и гусей уже действительно слышно?
Она потянулась за винтовкой, но Виктор взглядом остановил ее и указал на свою двустволку.
Ашихэ взяла ее в руки неловко - видно, никогда не имела дела с охотничьими ружьями. Заметив это, Виктор отложил на минуту весло, шагнул к ней и показал, где предохранитель, как надо перевести на пулю. Сказал шепотом:
- Ты сперва пулей в сидящих на воде, а как взлетят - ты их дробью.
Сказал и сразу отодвинулся. Не оттого, что сейчас должны были появиться гуси. Нет, до них было еще метров двести и два поворота. Но когда он, шепча, наклонился над черной головкой Ашихэ и почти коснулся губами ее теплого, пушистого, как персик, затылка, на него вдруг пахнуло чем-то девичьим, той неведомой девушкой, что снилась ему порой, а порой занимала все его мысли. Иногда она бывала такая, что сердце замирало и билось белокрылой птицей-тоской, и тогда он тосковал по ней так же, как по матери, как по звукам родной польской речи. Иногда же она бывала недоброй, дразнила неизведанным, и тогда мутилось в голове, темным кипятком бурлила в жилах кровь, и он дурел, как олень во время гона.
Виктор присел на корме, погрузил в воду весло, которым до сих пор правил. Пора было тормозить: они подплывали к последнему повороту, за которым - устье и Гусиное озеро.
В устье ничего не было.
Ашихэ стояла на носу, как зеленый холмик. Виктор - позади нее на коленях, воткнув весло в илистое дно. Из-за последних деревьев они смотрели на Упрямицу, впадавшую в озеро. Она его словно пробивает насквозь, а с другого конца вытекает уже более мощной струей и бежит дальше быстрее прежнего туда, где Виктор и Ашихэ встретились сегодня с семейством тигров.
Озеро было пусто. Но из тростников слева доносился плеск, хлопанье крыльев, шум, какой производят птицы, охотясь за пищей.
Виктор и Ашихэ ждали, настороженно вслушиваясь: гуси это или утки?
Наконец стало слышно гоготанье.
Виктор вытащил весло из ила. Лодка двинулась по течению и остановилась в устье. Через минуту течение стало ее поворачивать, и тогда Ашихэ, что-то приметив, нагнулась вперед, готовясь стрелять.
Виктор, не глядя, по звуку понял, что выстрел попал в цель.
Из тростника, когда там грохнуло, взлетели гуси. Ашихэ выстрелила вторично. Тут уже все тростники затрепыхались крыльями, зашумели тревожным гусиным криком - «спасайся кто может!» Гуси отовсюду стремительно поднимались в воздух, совсем близко, и так много их было, что Виктор не выдержал: схватил винтовку Ашихэ, уверенный, что и пулей собьет на лету гуся. Но затвор заело, а птицы исчезали, и вслед им понеслась брань на польском языке:
- Холера, не ружье!
- Что ты сказал, Вэй-ту?
- Не понимаю, как ты можешь из такого ружья стрелять. Рухлядь какая-то!-
- Неправда, винтовка хорошая, трофейная. Надо только знать, что в ней неисправно. Сейчас я посмотрю...
- Не стоит, все равно гусей уже нет. Едем собирать добычу.
Одну птицу выловили без труда, другую отыскали не сразу. Смертельно раненная, она все-таки ушла в камыши и так укрылась там, что они ее увидели только случайно.
Оба гуся были молодые. Ашихэ вертела их, осматривала со всех сторон. Даже убив тигра, она не радовалась так.
- В наших местах их не видать, а Ю очень любит гусятину.
Виктор словно очнулся от сна. Ю! Он совсем забыл о нем. Но вот прозвучало это имя, и рассеялась иллюзия, будто Ашихэ просто его ровесница, одинокая, как и он. Нет, она замужняя женщина. У нее есть этот Ю, она о нем думает, вот радуется уже заранее, что угостит мужа гусятиной, заботится о нем, живет с ним...
Он невольно содрогнулся, представив себе эту пару рядом: невежественного тавыду Ю с тонкой старческой шеей - и ее, молодую, красивую, такую чарующе женственную, несмотря на мужскую одежду и винтовку, несмотря на то, что смотрит она на людей сурово и словно издалека. Что связало ее с Ю?
Правда, он человек почтенный, честный. Но безобразен, как замшелый пень, и грязен, ужасно грязен! И такой прикасается к ней, ласкает, спит с ней! Мерзость!
Эти мысли словно грязнили и Ашихэ, она не была уже той Ашихэ, к которой только что рвалось его глупое, неугомонное сердце!
- Стоять тут незачем,- сказал он, берясь за весло.- Гуси улетели, и ничего мы больше не убьем здесь.
Они поплыли обратно.
Опять полумрак лесного туннеля, но теперь краски свода поблекли и тени над Упрямицей стали гуще. Свесившись за борт, Ашихэ потрошила убитых птиц. Виктор не видел ее лица. Он гнал лодку по течению, работая веслами, насколько в руках силы хватало, чтобы как можно скорее добраться до фанзы.
Но когда вышли на открытое место, Ашихэ пожелала увидеть Цзинбоху, и Виктор направил лодку к проливу, за которым красными отблесками пылала широкая гладь озера.
- Это к западному ветру,- сказал Виктор.- Будут большие волны. Я завтра сам повезу вас.
- Нет, Вэй-ту, это безрассудство! Напрасно ты там и раньше-то показывался.
- Меня там никто не знает. Кого в Ханьшоу может интересовать, кто я такой и откуда...
Он приготовился спорить, но Ашихэ отвечала ему спокойно, вразумительно. Это-то его больше всего и раздражало - ее спокойствие и рассудительность, помогавшие ей всегда находить выход. Точь-в-точь старый Ю! Недаром говорят, что муж и жена, если сжились, становятся друг на друга похожи.
- Ладно, сама увидишь, какой завтра поднимется ветер. А когда река разбушуется, вам с лодкой одним не управиться.
Ашихэ промолчала. Ее словно околдовала безбрежная мерцающая гладь озера, тишина и простор вокруг. За островом в тростниках перекликались лебеди, сговариваясь перед отлетом. Один выплыл на озеро и провожал лодку издали, весь розовый в свете заката.
- Вэй-ту,- промолвила наконец Ашихэ, не отрывая глаз от лебедя,- ты же обещал слушаться и терпеливо ждать.
- А ты откуда знаешь? - Виктор так и застыл на месте с поднятыми над водой веслами.
С минуту она не отвечала, словно ей жаль было отрываться от созерцания розового лебедя. Потом все-таки отвернулась от него, расстегнула куртку и, достав что-то из-за пазухи, протянула Виктору. На ее маленькой ладони лежал засушенный цветок пиона.
- Я и ждал,- растерянно пробормотал Виктор.- Считал дни, недели. Но я вовсе не был уверен, что и вправду придет кто-то. Ведь это был сон...
Он схватил ее за руку.
- Ты, наверное, знаешь! Скажи!
- Что сказать?
- Это было на самом деле? Или сон, видение? Если сон, то как же двоим может присниться один и тот же сон? Скажи сама, разве это возможно?
- Думаю, что нет.
- Тогда что это? Видения, духи? Ашихэ, я от этих мыслей метался, как дикий осел, замучился - не могу больше! И тут у меня нет никого. Алсуфьев боится и говорить про это, твердит, что нельзя.
- Что ты хочешь знать? Говори яснее.
- Хочу знать, что с нами было той ночью у костра.
- А я не знаю...
- Неправда!
- Я никогда не лгу, Вэй-ту. Не умею.
Она сказала это таким тоном, будто признавалась, что не умеет шить или не знает алгебры.
Виктор все еще держал ее за руку и видел над собой ее лицо - оно вблизи казалось еще более детским. И контраст между ее наружностью маленькой умненькой девочки и тем тягчайшим жизненным опытом, который чувствовался в ее голосе, во взгляде, начинал мучить и злить Виктора.
- Кто ты? - спросил он тихо.- Откуда пришла?
Свободной рукой Ашихэ начертила в воздухе какой-то знак, похожий не то на вилы, не то на рога. Но, видя, что Виктор ничего не понял, кивнула в сторону гор.
- Я оттуда... Но меня не было у вашего костра - потому я и не знаю... А прислал меня друг.
- Как его имя? Это ты знаешь?
- Знаю, но пока не могу его назвать.
- Почему?
- Тебе было бы тяжело. Лишнее огорчение... Узнаешь позднее, кто этот далекий друг, что о тебе заботится, и почему он сейчас не может отправить тебя на родину.
- Значит, это невозможно?
- Пока нет. Надо подождать. Год, а может, и два. Но ты непременно туда поедешь: тот человек, что велел это тебе передать, никогда еще слову своему не изменял. Он мне сказал: «Передай, чтобы ничуть в этом не сомневался и не делал глупостей. Пусть будет осторожен и никуда из тайги не уходит. Японцы не забывают».
- И это все?
- Да. Еще он просил меня узнать, не нуждаешься ли ты в чем.
- Спасибо, ни в чем. У меня есть ружье, патроны, собака, есть Люй Цинь... Так ты только для этого пришла? Только ради меня?
- Разумеется.
- И пойдешь обратно такую даль, сто ли в один конец?
- Пойду. Я сделала, что нужно, и рада этому. Буду теперь думать о том времени, когда опять принесу тебе наш цветок и скажу: «Ну, Вэй-ту, можешь возврашаться на свою родину, она свободна».
- А разве теперь она не свободна? Ты что-то путаешь, Ашихэ. Ты, верно, хотела сказать, что дорога туда будет свободна?
Она легонько погладила его по волосам.
- Правда, правда. Дорога будет свободна, и ты поедешь в Польшу, где нет ни тигров, ни японцев.
- Ну, если ты можешь ради меня пройти сотни ли по тайге, то и мне можно перевезти тебя через озеро. Да, да, не спорь, я завтра еду с вами в Ханьшоу. Только довезу вас, а в деревню и носа не покажу, ладно? И разреши мне потом принести тебе в Фанзу над порогами...
За островом что-то зашумело.
- Гляди, Вэй-ту, улетают!
Над потемневшим озером, усиленно двигая крыльями, поднимались в воздух лебеди. Только когда они были уже высоко над закатом, их силуэты обрели воздушность, длинные шеи вытянулись, как стрелы, шум полета стал ритмичным и слитным, тени их заскользили по воде, которую морщила легкая рябь, поблескивая сталью, как чешуя карпа.
- Это лебеди-кликуны,- определил Виктор.- Возвращаются на Малайю.
- «Птицы летят на юг, а люди стремятся к счастью»- так поется у нас в песне. О чем ты сейчас думаешь, Вэй-ту?
- Хочу, чтобы ты не двигалась и не отнимала у меня своей руки.
- Хорошо тебе?
- Я будто снова дома, и время остановилось. Завтра вместе поплывем через Цзинбоху.
- Будь по-твоему. Но после этого, Вэй-ту, не пытайся меня увидеть. Не приходи никогда в Фанзу над порогами...
|
|
| Категория: Лесное море | Добавлено: 11.12.2009
|
| Просмотров: 2871
| Рейтинг: 3.0/2 |
|
