| Статистика |
Онлайн всего: 2 Гостей: 2 Пользователей: 0 |
|
Все книги онлайн
15)Часть вторая/Стеклянная гора
Тринадцатый лунный месяц неожиданно начался снегопадом и вьюгами.
Несколько дней с перевала, как из дымовой трубы, валил на тайгу снежный буран, с грохотом падали вывороченные с корнями деревья. Потом снег покрыл всё, и прочно установилась зима.
Близился да-хань, предвещая жителям тайги лютое время, когда особенно свирепствуют морозы и дикие звери.
Все чаще слышалось рычание тигра.
Охотники и звероловы,- как те, кто охотился за мехами, так и те, кто убивал зверей только ради мяса,- все спешили управиться со своими делами, связанными с концом года.
Осматривали и собирали добычу, чтобы к Новому году доставить торговцам полные сани товара или хотя бы снести на спине полную корзину. Они знали, зарубками отмечая свои доходы на балке в чулане, что и на этот раз получат меньше, чем рассчитывали,- но тут уж ничего не поделаешь. Долги держат
человека в тисках, и все торговцы между собой в сговоре: ни один не захочет отбить у другого покупателя и поставщика... Так что приходится мириться. И пойдут охотники с полученными за свою добычу товарами и малой толикой деньжат, разойдутся по ближним деревням и городкам - справлять праздник в кругу родных и друзей. А у кого их нет, тот останется у знакомого купца, и купец, покорный обычаю, примет гостя, будет кормить его бесплатно все две недели, пока длится праздник Нового года.
Были среди охотников люди, которые опасались появляться в городе и поручали другим сбывать свой товар. В тайге, даже и тогда, когда тигры бесятся, справляя свои свадьбы, все же безопаснее, чем в соседстве с японцами, которые каждому усмехаются из-под черных усиков угодливо, как парикмахер, но проявляют удивительное проворство, когда дело идет о том, чтобы начисто сбрить голову с плеч.
Кого-нибудь из таких охотников Третий Ю всегда на праздник приглашал к себе.
- Ночи тигров будут в этом году страшны, как никогда,- предостерегал он гостя.- Так вместе нам будет спокойнее. Моя жена уж постарается, чтобы ты у нас не голодал.
В этих словах Третьего Ю слышалась и нотка превосходства женатого человека, у которого в доме есть добрая хозяйка-жена, ухаживающая за ним, и важность человека, занимающего высокий пост: два года назад, когда в лесное море пришло много людей, спасавшихся от преследования, они основали сян - лесную общину и единогласно выбрали Третьего Ю старшим-
чжангуйды.
С тех пор в тайге над горной рекой Муданьцзян от перевала до польской могилы, на территории примерно в три тысячи квадратных километров, единственным законом для двухсот семи человек было слово старого Ю.
И люди очень серьезно, с большой тревогой выслушивали сообщение Ю, что «ночи тигров» в этом году будут опаснее предыдущих, так как из Кореи пришло несколько спугнутых оттуда тигров, тигрята их уже подросли, а среди этих молодых есть бесхвостый Ван, который теперь уже может состязаться со старыми тиграми и несомненно станет Да Ваном, Великим Владыкой - таково было общее мнение.
Да, это был тигр невиданных размеров, великолепный, хотя и калека - у него осталось только полхвоста. Бесхвостого уже знали охотники, искатели золота и те, кто ходит за женьшенем, за целебными травами, за грибом му-эр, и те кто обжигает уголь в тайге,- словом, все. Не раз случалось людям разминуться с ним на лесных тропах. Он пристально смотрел на них своими бирюзовыми глазами с другого берега, когда они приходили к реке по воду или купаться. По ночам он кружил около их костров, и, услышав его рычание, они спешили подбросить в костер дров, чтобы пламя вспыхнуло ярче, и искры с треском взлетали под самые кроны деревьев.
Люди были благодарны Вану за то, что он не вредит им, не причиняет убытков. Иной раз, правда, сожрет какую-нибудь дичь, попавшую в капкан или подстреленную из самопала, но на это обижаться нельзя. Тайга всех кормит, и кто первый поспел, тот и прав. Другие тигры на его месте делали бы больше вреда, таскали бы добычу охотников из всех капканов и сетей, а этот-
нет. «Бесхвостый» не гнался за чужим, не был падок на легкую добычу, и его за это уважали. Например, никто не видел, чтобы он, как другие тигры, шел вслед за волками - они ведь проворнее и скорее хватают добычу, охотясь дружной стаей. Не залегал он и поблизости от барса, подстерегающего добычу на дереве или на скале над тропой косуль. Словом, Бесхвостый не имел
обыкновения приходить на готовенькое и не отбирал добычу у других.
- Людоедом он не станет,- утверждал Ю.- Во всяком случае, не скоро. Разве что в старости, да и то в глубокой старости.
Собеседник Ю в знак согласия кивал головой и, покуривая трубку величиной с чашечку желудя с тонким чубуком, сентенциозно изрекал:
- Да, когда бог стареет, то и дьявол бога греет.
Или другую пословицу насчет жестокой старости, которой все подвластно: и боги, и люди, и муравей, и тигр. Тигр в старости спускается с гор в долины, поближе к деревням и поселкам, начинает уносить скот и, раз преодолев отвращение к человеческому мясу, больше не брезгает им, охотится уже потом специально за человеком. А у человека и ноги не так быстры, как у оленя, и слух не так тонок, как у косули, и нет того чутья, что у кабана, и ни клыков ему не дала природа, ни когтей. Он слабее всех, он самая легкая добыча.
- В старые времена,- рассказывал Ю,- жил в тайге один большой тигр, настоящий Да Ван, с божественными знаками на голове. Возможно, он был дед Бесхвостого - очень уж они похожи. Так этот дед в молодости людей не обижал. А когда у него от старости кровь в жилах свернулась и лапы ослабели, он спустился с гор в Шуаньбао и стал людей пожирать - выбирал их, как огородник выбирает с гряд репу или лук. И все больше женщин - видно, они ему по вкусу пришлись. Съел он тогда и бабку моей Ашихэ, и учителя, как только тот приехал в деревню, на другой же день. И после этого никто не хотел ехать в Шуаньбао учить детей.
В этом месте рассказа, если Ашихэ была тут же, следовал вопрос:
- Верно я говорю, Ашихэ?
Она подтверждала:
- Я-то не помню, мала еще была, но мать рассказывала то же, что и ты, слово в слово.
И Ю продолжал:
- Приехали из русской деревни, из-под Ханьдаохэцзы, охотники за тиграми, хорошие охотники. Да Ван двоих растерзал, а третьего мигом загнал в дупло - даже непонятно было, как этот человек мог пролезть в такое небольшое отверстие. Вылезть он потом никак не мог, пришлось его оттуда вырубать. Словом, от этого тигра не было спасения, и все жители Шуаньбао ушли в горы. Шли, взывали к небу и били в барабаны, в котлы, в оловянные миски. пока не дошли до того старого мяо над нами, посреди седловины. Там они принесли столько жертв, что Да Ван ушел на гору Байтоушань, а там дух его перешел в другое тело.
Когда Ашихэ в фанзе не было, Ю кончал рассказ совсем иначе:
- Дух Дракона повернулся тогда на другой бок, и земля тряслась, и его горячее дыхание носилось над Байтоушанем, и небесно-голубое озеро на вершине той белоглавой горы закипело, его святые воды полились в реку Сунгари, а река Сунгари, как тебе известно,- это цветок лотоса.
Если слушателем Ю бывал охотник молодой и несведущий, Ю терпеливо и очень обстоятельно разъяснял ему простейшие вещи, которые каждый ребенок знает: душа хорошего человека после его смерти вселяется в тигра, а когда умирает этот тигр- в цветок лотоса. И цветок постепенно, после долгого и полного очищения, незаметно для человеческих глаз сливается со вселенной, то есть становится водой, огнем, землей и воздухом, из которых рождается новая жизнь.
- Лотос цветет раз в пятнадцать лет, но когда умирает Великий Владыка, цветы лотоса живут три дня. Увидеть их может только тот человек, который не знает никаких желаний и волнений, совершенно спокойный человек.
Так Ю поучал и остерегал охотнее всего людей молодых, которые бежали в тайгу от японцев и еще не очень-то понимали, чем страшны те ночи, когда тигры безумствуют от любви, и почему следует желать, чтобы Бесхвостый Ван победил других.
А в это время Ван обитал неподалеку, в двух-трех километрах от фанзы Третьего Ю, в той самой пещере, где родился, где было логово его матери и валялись первые обглоданные им кости. Забрел он сюда случайно в беспокойную пору линьки, когда он в третий раз менял свою летнюю одежду на зимнюю.
Трижды уже в жизни Вана мир становился белым и трижды Ван, когда выпадала пороша, катался на снегу, сдирая с себя последние клочья летней шерсти. Теперь у него уже появились не только баки, совсем такие, как у зрелых тигров, но и атласно-черные полосы на отливавшей червонным золотом шкуре. На золотом ее фоне уже резко выделялся темный рисунок на голове, от затылка до глаз, и грамотный человек легко мог различить здесь сплетенные иероглифы «да» и «ван».
Вана распирали сила и молодой задор, избыток жизненной энергии так и кипел и пенился в нем. Он искал борьбы, искал неизведанного. Гонялся за оленями. Хотя около его логова лежало мясо кабарги - рысь перегрызла ей горло, выпила кровь и убежала,- кабаргу Ван не трогал: эти капризные кошки едят только свежее мясо, падалью брезгают.
Ван уже дрался с тремя ирбисами разом. Выгнал медведя из берлоги, чтобы помериться с ним силами, и убил его без всякой надобности, предоставив волкам сожрать его: жирное медвежье мясо, пахнущее земляными орешками, тигру совсем не нравилось.
В лунные ночи, когда от мороза трескались сланец и гранит, Ван любил бродить по гривам гор, перебираться через сугробы на перевалах. В скалистых ущельях выла снежная вьюга, а он купался в снегу, и шерсть его как жар горела, с треском сыпались с нее голубые искры.
Отяжелевший и раздраженный, выходил он с наступлением темноты из своей пещеры и шел, нарушая покой тайги злым, нетерпеливым рычанием.
Буйный задор его все рос, он ничего не боялся. Однажды нчью, проходя мимо знакомой фанзы, где жил старик с молодой женой, Бесхвостыи почуял запах тигрицы и, вскочив на крышу из стволов лиственницы, сорвал с нее всю кору, не испугавшись выстрелов молодой женщины.
Долго еще бродил он потом поблизости, дрожащими ноздрями ловя запах той, что была тут недавно и оставила следы на снегу. Следы вели в ущелье, и Ван побежал туда.
А в фанзе старый хозяин подошел к висевшей на стене шкуре, передвинул на ремешке одну из двадцати восьми календарных палочек грушевого дерева, отмечая, что еще один день прошел. И так как он прошел благополучно, то Ю зажег в углу жертвенную свечку перед стоявшим на полочке алтарем.
След тигрицы из ущелья вел на другую сторону Чанбайшаня, и Ван продолжал путь через знакомое болотце, через трясины, окутанные паром, прямо на Рогатую сопку, вздымавшую свои две верхушки над неоглядной водной гладью, теперь замерзшей.
День Ван проспал на лесной поляне, а в сумерки пошел снова по следу тигрицы. От берега ему навстречу тянулось множество следов - оленьих, волчьих, собачьих и человеческих. Он поскорее убрался оттуда, сообразив, что волки сходятся на озеро, чтобы гнать оленей по льду, а тигрица прошла выше, там, где люди. И он двинулся в ту сторону, к другой фанзе. Эта была побольше Фанзы над порогами, здесь имелась и пристройка, большой амбар и окруженный плетнем огород.
Ван заглядывал в четырехугольник оконца, мигавший желтым огоньком, вслушивался, нюхал воздух. Пахло человеком, кабаном, собаками. Если бы он вплотную прильнул к стеклу, то увидел бы за столом под окошком мужчину с высоким лбом мыслителя и слабовольным капризным ртом, с усиками, похожими
на черную наклейку из липкого пластыря. Человек этот писал при свете сальной свечки, быстро нанизывал цифры на ровные линейки, перерезанные какими-то знаками, и был весь поглощен своим занятием.
На кане под ватным одеялом лежал старик с косичкои длиною с мышиный хвостик, а в углу пожилой охотник, видимо только что прибывший, в эту минуту подавал молодому цветок пиона:
- Ашихэ велела тебе передать, что дорога свободна. И чтобы ты сейчас же пришел.
- Сейчас не могу. Люй Цинь захворал. Когда выздоровеет...
Залаяли собаки, громко и тревожно. Молодой вскочил, за ним и гость. Оба, схватив ружья, выбежали за дверь. Но Ван уже уходил в лес, унося в пасти старую собаку, ту самую, которая выследила его несколько лет назад, когда он внезапно осиротел и притаился в чаще за поляной, не в силах уйти от уби-
той матери.
Отойдя на безопасное расстояние, он отгрыз собаке голову, но есть не стал. Он не был голоден, хотя вот уже несколько дней почти ничего не ел, томимый любовной горячкой. Он только напился крови, наглотался снегу и побежал опять по следу тигрицы. След вел все в гору, на лысую (ту, что пониже) вершину Рогатой.
Внизу волки уже построились цепью. У них тоже наступала брачная пора, и, охотясь большой стаей, они подбирали себе подруг. Их силуэты в одинаковом расстоянии один от другого маячили на белой равнине замерзшего озера. Волки ждали, чтобы их вожаки зашли оленям в тыл и погнали на стаю. Три волка заходили слева, отрезая островок, на котором паслись олени.
Как только добрались они до тростников, волчья цепь поскакала галопом. Завыли во всю мочь молодые волки и волчицы, им подвывали переярки. Олени ринулись с островка, словно земля у них под ногами горела, но где уж там! У волков лапы не скользили по льду, как оленьи копыта, и они проворно бежали оленям наперерез, окружая все стадо и зажимая его в тиски.
Вану, стоявшему наверху, надоело смотреть на эту дружную атаку, напоминавшую ему об его одиночестве. Надоели волки, олени, все это зверье. Ему нужна была только тигрица!
- Довольно! Прочь отсюда! - громом прокатился его голос над тайгой и озером.
Волки перестали выть и затоптались на месте, а олени совсем ошалели от страха - и это их спасло: паническим рывком они вырвались из кольца. Только два остались на льду.
А Ван, облитый зеленоватым лунным светом, хлестал тайгу с высоты своим громоподобным рыком, и на этот властный зов самца из лесу вышла тигрица.
Остановилась на опушке. Ван зарычал, словно призывая: «Иди же, иди ко мне, я так долго искал тебя!» Но она стояла, вслушиваясь. Может, ей этого еще было мало, может, хотелось, чтобы он подольше искал и звал ее. Во всяком случае, она медлила, не двигалась с места. И тут из лесу вышла вторая тигрица.
Они встретились, зафыркали, заворчали. Ван направился к ним, но это только подлило масла в огонь. Тигрицы вступили в бой.
Сидя на задних лапах, они передними колотили друг друга по головам, как это делают дерущиеся коты, ожесточенно наносили удары по морде и, должно быть, яростно ругались - их рычание полно было злобы и презрения.
Ван обошел их раз и другой, присматриваясь и оценивая каждую.
Та, чьи следы привели его сюда, видно, прибрела издалека. Шерсть на ее передних лапах стерлась о затвердевший наст и о снежную крупу в обледенелых расщелинах. Тигрица эта была стара. В желтых баках и шерсти на спине уже заметна была проседь, а рык ее переходил в глухое урчанье, и запах от нее шел какой-то несвежий, неприятный.
Такова была та, желанная, к которой он стремился дни и ночи, за которой шел и лизал ее ледяные следы горячим языком!
А вторая тигрица была молода, шерсть на ней так и лоснилась. Удары она наносила крепкие и не рычала, а только фыркала на соперницу, а запах от нее шел опьяняюще свежий, и Вана от него бросало в жар и дрожь.
Он стал между ними, зарычал - и тигрицы отскочили друг от друга.
Тогда он лег, глядя на молодую. Она тоже смотрела на него. Он подполз к ней, ласково мурлыча. Хотелось всю радость встречи выразить вилянием хвоста, но хвоста не было, и только обрубок его нервно дергался.
Он оставался с нею до утра на лысом гребне Рогатой сопки.
Люди в фанзе у подножия сопки, олени в дремучей тайболе,-волки, рыси, косули, кабарги и белки - все с тревогой смотрели туда, вверх, где слышалось то рычанье, то мурлыканье - отзвуки брачной ночи тигров.
Ван и его подруга днем отоспались в лесных дебрях, а вечером двинулись в родные места Вана.
По дороге заглянули в грот над осыпью, где Ван когда-то дрался с барсуком и в этой драке лишился хвоста. По-прежнему пещеру нагревал пар горячих источников, но козьего навоза уже не было. Вместо него на земле было настлано сено, заменявшее постели, в углу - куча золы, полуобгоревшие щепки и другие следы пребывания человека. Видно, здесь долго была чья-то стоянка.
Увидев это, тигры пошли дальше, к пещере Вана, и там остались.
На другой день, едва сумерки заглянули в их пещеру и с покрытых снегом гор хлынули, растекаясь вокруг, черно-красные тени, тигры отправились на охоту за козами.
Тигрица засела над ущельем, а Ван поднялся выше и зашел в тыл небольшому стаду. Козы побежали от него привычной тропой, и, казалось, гибель их была неизбежна: внизу текла река, а выше, на перевале, зажигала костры женщина из Фанзы над порогами.
Отблески огня двух разложенных костров, который женщина то заслоняла, то открывала, скользили по откосам и пугали коз. Чуя впереди недоброе, они хотели бежать вверх, туда, где нет огней, расщелин и коварных зарослей. Мгновение стояли в нерешимости - бежать прямо или вверх? И тут на них напал
какой-то чужой здесь, пришлый тигр.
Когда прибежал Ван, чужак стоял на поваленном козле и выжидательно смотрел на подругу Вана. Та заходила то с одной, то с другой стороны в надежде полакомиться козлятиной.
Ван зарычал, соперник отскочил, и недобитый козел приподнялся на передние ноги. Тигрица бросилась к нему, а оба тигра, забыв о нем, сшиблись в яростной схватке.
Они пустили в ход когти, а когти у них -были величиной с нож средних размеров, и они выпускали во всю длину эти треугольные загнутые острия.
Пришлый тигр был старше и, пережив не один сезон «брачных ночей», изрядно натренировал лапы в стычках с соперниками. Он чуть не вырвал Вану глаз, ударив его в самое чувствительное место - между слезным мешочком и носом.
Ошалев от боли, Ван подмял под себя противника и впился зубами ему в затылок. Тот перевернулся на спину и заработал всеми четырьмя лапами. Они дрались так ожесточенно, как тигры никогда не дерутся между собой. И в бешенстве своем, забыв об опасности, подвигались все ближе к кострам.
Напрасно женщина там, наверху, подбрасывала в костер дров, чтобы огонь трещал сильнее, напрасно мужчина, прибежавший на громкое рычанье тигров, сталкивал вниз камни,- ничто не могло оторвать Вана от этого пришельца, который вторгся в его владения, где охотился только он один, и покушался отнять у него его добычу и его подругу.
А когда наконец враг с жалобным визгом ретировался, Ван торжествующим рыком огласил горы, чтобы устрашить всех и предостеречь на будущее. Затем, прихрамывая, вернулся к козлу, которого уже пожирала его тигрица.
А старик из фанзы добежал до женщины у костров и заставил ее уйти с ним.
- Да ты в уме, Ашихэ? В такую ночь дежурить на перевале! И почему ты вышла без ружья?
- У меня патронов больше нет, Ю. Последние я отдала- сам знаешь кому. Им каждый патрон пригодится.
Когда они добрались до фанзы, женщина вошла внутрь, а старик стал на колени под деревом против дверей и ударил в гонг, висевший на ветвях. Чистый звон металла поплыл в ночной тишине - песнь искренней благодарности божеству гор и лесов.
Проходили морозные дни да-ханя и ночи тигров.
Каждый вечер Ван и его тигрица выбирались из пещеры голодные и шли по следу добычи.
Любовь обостряла аппетит, и они готовы были глодать камни, если бы камни пошевелились, если б в них хоть еле заметно чуялась жизнь.
Никогда еще Ван не охотился так удачно, не пожирал столько мяса, никогда не жил так бурно, всей полнотой физических сил и страстей, воюя с другими тиграми. Голос его то и дело возвещал победу над соперниками. Изгнанные из района его охоты они уходили пытать счастья в другие места, где тигры послабее.
Ибо здесь - это было уже ясно и зверям и людям - здесь Бесхвостый, сильнейший из тигров, царствовал безраздельно.
Однажды вечером Ван и его подруга, проходя по берегу Муданьцзяна, разминулись с тем самым человеком, которого Ван и его мать два года назад загнали на березу. Перед этим юношей бежал совсем молодой пес, его еще и псом-то считать было нельзя. Бурый и остромордый, похожий на суку, недавно убитую Ваном в лесу. Только уши у него были подлиннее и на голове черное пятно. Оба, молодой человек и его собака, скрылись на тропке, которая вела к Фанзе над порогами.
На заре, управившись с оленем, Ван и его подруга возвращались той же дорогой к пещере. Тигрица шла впереди, вялая, немного отяжелев после обильного завтрака. Ей, кажется, уже надоел Ван, следовавший за ней на расстоянии нескольких шагов.
Когда раздался выстрел, знакомый Вану зловещий гром,- он бросился в чащу. Здесь, ловя ноздрями едкий запах пороха, он немного подождал, но подруга не шла. Тогда он выглянул из-за деревьев. Она лежала на снегу в луже крови.
Ван потерся о нее, потрогал ее лапой - она не шевелилась.
Облизал ей голову и грудь, из которой текла, замерзая, кровь. Она лежала все так же неподвижно.
Тогда Ван понял, что и она, как когда-то его мать после такого же грома, уже не видит его, Вана, и ничего не чует. Она стала только мясом - вот так же, как любой живой олень, козел или кабан, когда его догонишь и внезапно повалишь на землю...
И Ван лег рядом с тигрицей. Лежал и смотрел в пространство угасшими глазами. Долго так лежал.
Появился человек с седой косичкой. Глянул на следы и зашагал быстрее, как будто обрадовавшись.
Чем ближе он подходил, тем больше напрягалось тело Вана, смотревшего на этого человека из-за мертвой тигрицы. Он весь подобрался, и в горле тихим рычанием переливалась душившая его ярость и жажда крови.
Человек был от него уже на расстоянии двух прыжков. Ван поднялся и посмотрел ему прямо в глаза.
Ю встал на рассвете, сразу после Ашихэ.
Виктор, утомленный двухдневным переходом, еще спал. Завтракая за скамеечкой, поставленной на кан, горячей похлебкой из чумизы и кукурузными лепешками, Ю время от времени поглядывал на разметавшегося во сне гостя, лежавшего рядом. Виктор за два года очень вырос и возмужал - это прежде всего бросалось в глаза. И было в нем что-то, напоминавшее Ю молодого оленя или тигра.
Мороженые беличьи тушки, принесенные вчера из чулана, совсем оттаяли. Ашихэ снимала их с жерди и укладывала в большой горшок, приправляя фасолью, чесноком, луком и красным перцем. Оставалось еще положить соль, зелень и долго тушить на медленном огне, пока мясо не пропитается как следует подливой, и тогда будет очень вкусное жаркое, как и полагается на Новый год.
- Если я немного задержусь, пусть Хуан Чжоу меня подождет,- сказал Ю, вставая.
Хуан Чжоу собирался на праздники в Нинъань, он обещал сегодня погрузить на свои сани и товар старого Ю. Поэтому Ю так спешил - надо было достать из капканов последнюю добычу до прихода Хуан Чжоу.
- А с Вэй-ту мы встретимся на Польской могиле,- добавил Ю, идя к двери.- Скажи ему, что я с ним там прощусь.
Он вскинул на плечо вилы, взял корзину из древесной коры и вышел, захватив, как всегда, веник. Только собаку с собой не кликнул. После того как взбесившиеся тигры дрались поблизости от костра Ашихэ, он оставлял собаку дома: она, конечно, прежде всех учует зверя и лаем предупредит Ашихэ.
Ежедневный обход мест своей охоты Ю совершал по тропинке, так хитро протоптанной, что она проходила около каждого пристанища зверей, пересекала все их тропы, пастбища и водопои и при этом нигде не сворачивала дважды в одно и то же место. Выйдя из дому, Ю шел к перевалу, потом параллельно горному хребту, спускаясь все ниже, до самого брода, а оттуда обратно вдоль Муданьцзяна. Всего он проходил таким образом двадцать-тридцать километров, а после полудня возвращался в фанзу с противоположной стороны - по кладке над водопадами.
Осматривал все поставленные им западни, силки, капканы, самопалы. Если попадалась крупная добыча - рысь, ирбис, волк,- он ее оттаскивал подальше и потом вез домой на развилистой ветви, как на санках. Мелкое же зверье - куницу, лису, соболей или белок - сразу бросал в свою корзину. И во всех случаях, какова бы ни была добыча, он снова налаживал все силки и капканы и, уходя, заметал свои следы на снегу взятым из дому веником.
То же самое проделал он и сегодня. Но сегодня, как и вообще этой зимой, Третьему Ю не везло. Только в одной западне оказалась куница, и он взял ее, чтобы добавить к тому небольшому запасу шкурок, который Хуан Чжоу должен был отвезти в город на продажу.
Ю свернул в сторону оврага, к своему лучше всех укрытому тайнику в дупле старого дерева, где он, по обычаю звероловов, хранил наиболее ценную добычу, спасая ее от хунхузов.
Достал из дупла две мускусные сумки кабарги и направился к реке, к проходу между мертвым колючим лесом и берегом. Сюда приходят охотиться тигры, и не пришлые, а местные. Сделав это открытие, Ю поставил здесь вчера самопал, хорошее пистонное ружье четвертого калибра - лучшего и не придумаешь.
Накануне вечером он оставил здесь все в полном порядке: в трех шагах от тигровой тропы, перпендикулярно к ней, козлы, на них - ружье, заряженное крупной дробью и установленное точно на уровне груди тигра. Тоненькая проволока от спускового крючка натянута поперек тропки так туго, что при самом легком прикосновении к ней ружье непременно выстрелит. Все было отлично замаскировано ветками, к тому же за ночь иней покрыл и козлы и проволоку - сколько ни смотри, ничего не увидишь.
<Попался бы мне теперь тигр,- думал Ю, быстро шагая туда, где поставил самопал,- так мы выкарабкались бы из нужды». Правда, два года назад счастье им как-то раз улыбнулось, но сразу же все сорвалось, как угорь с удочки. Даже до аптекаря тигров не довезли. У городской заставы в Эму солдаты их задержали. Откуда? Что везете в арбе? А как увидели такое
богатство - две тигровые шкуры и столько мяса, за которое дают много долларов, сразу откуда-то появился и комендант, начался допрос. «Да как же это ты, старик, один смог убить двух тигров сразу? Нет, убили другие, а тебе поручили продать. Наверно, это партизаны!» Две недели держали их под арестом в городской комендатуре. И они потом благодарили великого Амитафо за то, что удалось уйти целыми, оставив только тигровые шкуры начальству.
Вспоминая это происшествие, Ю всякий раз плевал с омерзением и говорил себе, что из семидесяти двух людских профессий военная служба, несомненно, самая гнусная. И сегодня, вспомнив об этом и плюнув, он угодил прямехонько в след тигра - совсем свежий след.
Осмотрел его. Да, здесь недавно прошли два тигра: самец и самка. Шли прямо на самопал.
Шли неторопливо - отяжелели, видно, после удачной охоты,- тигрица впереди, самец за нею. И никуда не сворачивали. Значит...
Он уже издали заметил: есть! Пошел быстрее, убежденный теперь, что наконец-то они с Ашихэ выкарабкаются из нужды и Ашихэ получит все, что ей полагается, как если бы была его настоящей женой. На все хватит.
Вот и добыча. Красавец тигр - видно уже издали по спине!
Ю вдруг остановился. Ему показалось, что зверь шевельнулся.
Но это второй тигр высунул голову из-за спины убитого.
Ю задрожал.
С тех пор как свет стоит, не бывало, чтобы тигр оставался у трупа - он всегда убегает как можно дальше от того места, где грохотали выстрелы и царила смерть. Значит, это не простой тигр, это Да Ван!
У него на голове был знак богов, и Ю, глядя в сверкающие бездонные глаза тигра, словно боролся с его взглядом, его страшной волей. Ему казалось, будто он ощущает на себе взгляд Амитафо, пронизывающий, отнимающий у человека все силы, убивающий.
Он опустил глаза - и в тот же миг тигр прыгнул на него.
Подбросил его вверх и присел. Человек лежал, как брошенный ворох тряпья.
Ван обошел его кругом, все еще ожидая отпора, борьбы или хотя бы какой-нибудь хитрости с его стороны. Он не мог поверить, что человек настолько слаб. Человек, который все истребляет, от которого все бежит,- слабее кабана, даже козла?
Ю шевельнулся, застонал. Тогда Ван набросился на него и растерзал на куски.
Потом снова стал над убитой тигрицей, свесив большую голову.
Через некоторое время, потревоженный каким-то донесшимся издалека звуком, он оглянулся.
С горы за рекой на него смотрел. приставив ладонь к глазам, высокий молодой человек с ружьем и собакой.
|
|
| Категория: Лесное море | Добавлено: 12.12.2009
|
| Просмотров: 3071
| Рейтинг: 5.0/2 |
|
