| Статистика |
Онлайн всего: 1 Гостей: 1 Пользователей: 0 |
|
Все книги онлайн
Стр. 3. Отцовская колея
Родина, родная земля... Удивительна, неизмерима твоя таинственная глубь, твоя всесильная власть над живым человеческим сердцем!
Вот, кажется, привычное дело: сине отблескивающий лемех врезался в сырые пласты чернозема,- шурша и потрескивая, потянулась обыкновенная борозда. А вы не можете отвести от нее взгляда. Всей грудью пьете вы разбуженный запах весенней пашни, этот сладостный и горьковатый запах порванных корешков, истлевших трав и соломинок, рассыпчатых, прохладных комьев, только что наклюнувшихся, младенчески слабых ростков и чего-то еще - неизъяснимого, животворящего, чему нет названия.
Вы стоите с непокрытой головой, и влажный ветер полей шевелит ваши волосы. Круглые тени облаков плывут у ваших ног. Птицы звенят-заливаются в поднебесье. А земля дышит, нашептывает, напоминает. Что это - неугасшая материнская ласка? Незабытые шаги доброго отца? Застенчивая песня любимой? Не надо искать ответа...
Старшая доярка рано поседевшая Зулима тоже охотно останавливалась у первой яровой борозды и тоже любила послушать заповедные голоса молодого апрельского раздолья. Но всего охотнее выходила она в степь, когда приближалась пора жатвы, когда серебристая дымка созревания душистой пеленой окутывала хлебные просторы.
Если на ферме появлялся ее .сынок - черноглазый Заур, она непременно брала его с собою. Невысокая, статная женщина в темной косынке и любознательный мальчик, готовый забавляться каждым камешком и каждым цветком, сначала ненадолго задерживались у золотисто-сквозной, дремотной стены, будто молчаливо приветствовали ее, а потом, выбрав еле приметную тропку, неспешно уходили в жаркую гущину пшеницы, он - впереди, она - следом за ним.
Отяжелевшие колосья, кланяясь и пружиня, то и дело касались плеч и лица матери, точно узнавали свою хозяйку. Плавным движением рук она бережно отстраняла их и что-то говорила им тихо и ласково, и говор ее, шелестящий говор адыгов, сливался с шуршаньем скромных шагов, с предвечерним стрекотом кузнечиков, со вздохами спеющей нивы.
- Это папина дорожка? - спрашивал мальчик, оборачиваясь, и, услышав «Да-да, милый, конечно, папина!», снова устремлялся вперед, упрямо наклонив голову, суматошливо работая локтями. Немного погодя опять спрашивал:
- А скоро она кончится, мама?
- Она длинная, сыночек... Она никогда, никогда не кончится! - отвечала мать, почему-то затеняя свои глаза блеклой косынкой...
Было время после войны, когда Заур, даже подпрыгивая, никак не мог поровняться с высокими колосками, густо обступавшими отцовские тропы, но однажды счастливым летом барашковая шапка его без особых усилий вынырнула из лоснящихся волн пшеничного урожая.
- Как же ты вырос, сынок! - удивленно сказала тогда мать. И колосья щекотно прошептали ему на ухо: «Вырос, вырос!..»
Теперь он не боялся, что не дойдет до конца тонкой дорожки, прошитой в неоглядном поле, до конца этой сокровенной тропы, возрождающейся каждый год вместе с зеленями то в одном, то в другом клину. Колосья наливались молочным соком, а он - молодой силой, горячей удалью, и ноги его не знали усталости.
Заур повернулся лицом к матери, потянул туго за-скрипевший в суставе злаковый стебелек.
- Нана*, - сказал он ломким голосом мужающего подростка,- я хочу работать, как отец... На высокой машине...
* Нана - мать, мама.
Мать молчала. Она или не расслышала сыновней речи, или осталась равнодушной к ее смыслу. Она только глядела. Глядела на его шапку, на его плечи. Глядела ему в душу. И опять знакомо поднесла к глазам кончик выцветшего платка:
- Сынок мой родной!
* * *
Каждая тропка на земле начинается по-своему...
Повестку из военкомата Асланбек Темирканов получил в конце уборочной страды, стоя на мостике комбайна, и собирался, как собирались тогда настоящие мужчины, - спокойно-сурово, без всякой суеты, даже не забыл хорошенько вытрясти напоследок свой пропыленный, замасленный комбинезон.
Жена Темирканова доярка Зулима, оставшаяся дома с престарелой свекровью и малолетним сынком, в первые дни не находила себе места. Соседки поговаривали, что тоска молодой женщины перекинулась на ее коров: стали меньше давать молока. А потом все как-то уладилось. Асланбек обосновался в лагере, в двадцати километрах от родного очага, рядом с большой станцией, и его, оказалось, можно было навещать. Быстроногой Зулиме ничего не стоило, управившись на ферме, сбегать к мужу-солдату. И она бегала не реже раза в неделю.
Как-то осенью, под воскресенье, они пошли в солдатский лагерь вдвоем - молодая, выносливая сноха и немощная, с трудным дыханием свекровь. «Вы устанете, нана. Вам будет тяжело!» - хотела сказать Зулима еще на ступеньках крыльца и - промолчала: запавшие - глаза старушки слезились неизбывной материнской печалью.
Они вышли не поздно - в обеденный час, после второй дойки, но казалось, что уже наплывают сумерки, что непогожая осенняя ночь непременно застигнет их в пути. Было холодно, пасмурно. Сыпалась ледяная крупка.
«Ох, вернуться бы ей назад!» - опять подумала Зулима, когда одолевали скользкую тропинку на крутом холме, и опять не проронила ни слова: нынче она повидается с Асланбеком в пятый раз, а бедная нана - только впервые.
Сумка за плечами была плотная, увесистая, но разгоряченная женщина не чувствовала тяжести. Пересиливая горькие тревоги и сомнения, в сердце ее поднималась радость, робкая и застенчивая; как неполная луна над речными туманами... Вот скоро она встретится с мужем. Любовно разложит перед ним на домашней салфетке хрустящие подрумяненные лакумы, круто сваренные яички в помятой скорлупе, душистые ломтики копченого сыра... Разрывая пропитанную чесноком курочку, вежливый Асланбек непременно скажет: «Кушайте и вы со мной, подвигайтесь!» Они, конечно, не притронутся ни к одной крошке. Они будут с наслаждением вдыхать запахи этого быстротечного ужина, так похожего на те - минувшие, семейные в тепле родного очага, за обжитым столом, когда каждая крупинка соли в дедовской солонке отблескивала уютом и согласием...
Дорогу к станции, где расположилась красноармейская стоянка, Зулима привыкла выбирать больше чутьем, как птица, летящая к своему гнезду, - пересекая напрямик поля вязкой пашни и заросли одичалых кустов, переходя вброд капризные речушки, всячески укорачивая бесконечные двадцать километров.
И теперь она вела свекровь не по гладкому грейдеру, а по высокой пшеничной стерне, прямой и жесткой, почти не потерявшей своей летней окраски. Хорошо, что попалась удобная колея, продавленная железным колесом огромной уборочной машины. Прочно отпечатанную ленту с нарезными елочками посредине еще не успела затоптать бродячая скотина, не успели размыть тоскливо-упорные осенние дожди. Это был след комбайна... наверное, того комбайна, которым управлял Асланбек! Она замедлила шаг, остановилась, глотая студеный, полевой ветерок... Да, да, это был его след, неостывший, непотревоженный след на родной земле... Каждая размятая глыбка, каждая срезанная соломинка будто говорили - его, его!
Не зная зачем, она подняла пустой, обессиленный колосок и вдруг так отчетливо представила себе жаркое, волнистое хлебное облако, так ясно увидела в пыльной кутерьме высокий подрагивающий мостик, лопушистую кабардинскую шляпу, белые зубы и темные, закатанные рукава, что чуть не крикнула: «Да подо-жди же ты нас, родной!»
Ровная дорожка Асланбека тянулась недолго,- она свернула в сторону и затерялась в пепле сожженного бурьяна, - а душа Зулимы по-прежнему была полна оживших картин, то ослепительно солнечных, то скорбно затухающих и все равно безмерно сладостных даже в своей томительности. Идти стало совсем легко, будто обрели ноги неведомую им ранее силу, бодрую сноровку. Если бы можно было, Зулима понесла бы сейчас не только сумку с домашними гостинцами,- она взяла бы, не раздумывая, на свои плечи все тяжкие немощи, все старческие невзгоды ослабевшей наны; на руках понесла бы она ее, дряхленькую и усталую, клонящуюся к земле, как надломленная ветка.
Свекровь крепилась, старалась не отставать, но все же заметно сдавала, расслабленно, припадая на левую нездоровую ногу.
В селении Карагач они присели на скамеечке возле крайнего дома, у щелястого плетня, под навесом из сухого, колючего терновника. Улицы были темны и тихи. Со двора вышла хозяйка с тихим голосом, закутанная в темную шаль. Грустно поговорили о войне, повздыхали о мужьях и братьях - солдатах. Прощаясь, добрая женщина подала старушке точеную ореховую палочку - на подмогу в пути, а Зулиме вынесла две крупные мясистые груши.
Поле встретило их ветреным мраком, и нельзя было понять, что сыплется с неба - ледяная крупка или ледяной дождик. Тьма распростерлась кругом особая, устоявшаяся. Тьма теперь была повсюду. Война затемнила окна в домах, погасила огни у проезжающих автомашин и поездов. Даже звезды небес не светились, как раньше, - их закрыла непроницаемая черная кошма. Только открыто горели звериной лютостью страшные волчьи глаза... Вон они блеснули в прибрежном камыше... Вон показались под насыпью, где свалены сгнившие шпалы... Дрожь проходит по телу Зулимы, и представляется ей, что это - глаза войны, глаза тех, немилостивых и ужасных, что, подкравшись в ночи, загремели пушками и танками.
- Ты не бойся, нана... ничего не бойся! - шепчет она свекрови. Берет ее под руку, поддерживает, прижимает к себе. - Мы скоро дойдем... Ничего не бойся...
Она говорит со старушкой, как с маленькой, будто утешает сынка Заура. И сразу же вспоминается ей, что мальчику сейчас хорошо, покойно, - его приютила уважительная соседка. Наверное, разметался в колыбельном тепле цыпленочек милый, и не снятся ему ни волчьи глаза, ни гремящие страшилища войны...
Они пришли вовремя. Асланбек и его товарищи были в землянке - собирались ужинать. Из котелков, расставленных на глинистых выступах, поднимался маслянистый парок.
Встречаясь с мужем-солдатом, Зулима всякий раз испытывала незнакомую ей прежде неловкость, точно робела перед его военным обмундированием, перед чем-то новым и значительным, что появилось теперь в его облике. Сейчас она тоже засовестилась, как девушка, - пропустила вперед изнемогшую свекровь.
- Вот и хорошо, что вы пришли, - сказал Асланбек. И все получилось так, как думала Зулима по дороге. Она расстелила на земляном выступе поношенную клетчатую скатерку с перепутанной бахромой, выложила домашние угощения. Степенно, как полагается настоящему работнику, главе семьи, Асланбек уселся за стол.
Было похоже, что они пришли на полевой стан, поспели к тому благодатному часу, когда комбайнеры и трактористы собрались ужинать. Отблески огня на смоляных лицах... Разнобойное постукиванье ложек... Темные от пота рубашки... У мужа гимнастерка совсем еще новенькая. Только почему-то одна пуговица - вторая снизу - еле держится. Красивая, поблескивающая пуговица, а того гляди - отскочит. Но не беда: иголка с ниткой всегда при ней.
Вкрадчивым движением руки она переложила на скатерти самый аппетитный ломтик сыра. Асланбек оставил это без внимания: он повернул голову к двери - на шум новых шагов.
В землянку спускались женщина и мальчик. Совсем маленький мальчик - не больше Заура. Косматая папаха. Серая тужурочка с хлястиком. Шейка обкручена цветастым шерстяным шарфом.
- Петушок! - обрадованно крикнул, поднимаясь, русоголовый солдат. - Петушок пришел ко мне!
Другие красноармейцы тоже заулыбались:
- Ого, какой вояка объявился!
- Теперь держись, Гитлер!
А Петушок уже сидел на коленях у отца, бойко оглядываясь по сторонам.
- Это она хорошо сделала,- сказал Асланбек, и в голосе его послышалась не то грусть, не то-укоризна.
Кровь прихлынула к лицу Зулимы. «Она хорошо сделала!..» А почему же ей не пришло в голову захватить с собой Заура? Ах, какая глупая, какая недогадливая!
Пристыженная, с опущенными руками, виновато-робко посматривала она - то на мужа, машинально откусывающего поджаристый лакум, то на забавного казачонка, барабанившего по котелку казенной алюминиевой ложкой. Теперь во взглядах Асланбека чудился ей справедливый упрек: «А вот ты поленилась, не привела сыночка!» И когда он опять сказал, подавляя вздох: «Любопытный мальчишка!» - она не выдержала, поднялась:
- Я пойду... Я приведу его!
- Куда пойдешь? - удивился муж, будто не понимая ее отчаяния.
- Нашего сыночка приведу! - повторила она горячим шепотом.
В ту же минуту с порога землянки кто-то прокричал звонко-требовательным, молодым голосом:
- Сержант Темирканов! Скорее к ратному! - И Асланбек заторопился, на ходу поправляя тяжелый, светло-коричневый пояс. Задвигались, засуетились и его товарищи, охваченные какой-то внезапно свалившейся заботой. Даже русоголовый казак, забавлявшийся с мальчиком, торопливо принялся укладывать гостинцы в потертый солдатский мешок.
Но прежде чем скрыться во мгле, Асланбек обернулся, кивнул им головою, не то прощаясь, не то предлагая подождать его.
Теперь Зулима горела только одним желанием, одним порывом - скорее прибежать домой, схватить в охапку полусонного Заура и, промчавшись с ним через все ужасы темного поля, посадить его на колени к отцу, чтобы он, родная кровинка, тоже смеялся и барабанил ложкою по солдатскому котелку.
Теперь она действительно была подобна птице, летящей перед грозою к своим птенцам, к своему далекому гнезду. Ноги ее безошибочно угадывали тропки среди осклизлых рытвин и колючих кустов. Глаза ее смело глядели в непроглядную тьму осенней ночи. Не будь рядом с нею одышливой свекрови, она, кажется, оторвалась бы от земли и, как легкая ласточка, взмыла бы над этими тяжкими пашнями, цепкими зарослями, гиблыми речками... А старушка уже совсем изнемогла - остановилась, закашлялась, опершись рукою о придорожную ветлу. И Зулима ужаснулась своей недогадливости. Зачем она без нужды потащила сюда болезненную нану? Почему не оставила ее переждать в землянке у сына? Ну что они теперь будут делать одни среди безлюдного поля? Она сама готова была припасть лицом к бесприютному придорожному деревцу и зарыдать вместе с плакучим ветром пустых полей, но тут же подавила минутную слабость и, ухватив свекровь под локоть, снова устремилась вперед. «Родненькая... золотая нана... Ну еще немного.. Теперь совсем-совсем немного... Вон уже Карагач показался.. Мы отдохнем на скамеечке... На той же самой скамеечке...» И не понять было - пересмягшие губы ее нашептывают -эти слова или разгоряченное сердце отстукивает их в груди своею болью.
Знакомая скамейка под навесом из суровых ветвей терновника чуть белела, посыпанная крупитчатой солью ненастья. Зулима поспешно размела ее рукавом.
- Ты подожди меня тут... Я сейчас же, сейчас вернусь!..
«Добрая... родная... вернусь...» - уже на бегу договаривала она, вся устремленная в полуночный мрак.
До самого дома она ни разу не передохнула и ни разу не споткнулась, не отступилась, будто все камни, коряги, ухабы и промоины, неизбежные в черном полевом бездорожье, покорно исчезали или выравнивались перед ее летящими шагами. Она не покачнулась даже на горбатом бревне, перекинутом через строптивую речонку с обрывистыми берегами. Огненная, пружинистая сила, трепетавшая в каждой жилке ее тела, была неистощима, безгранична, зорко-мудра, как у лесной лани.
Только возле своей калитки она почувствовала дрожь в коленях, ломоту в пояснице и онемелость в руках, словно оставила позади страдный июльский день со множеством связанных ею снопов.
Она испугалась и удивилась этой невозможной, совершенно невозможной сейчас усталости. Как же смеют дрожать ее ноги и мутиться голова, если не сделала она еще самого главного - не привела Заура к отцу, не порадовала мужа полнотою семейной встречи? И зачем она пришла к своему двору, когда надо бы, не мешкая, идти к соседке, поскорее разбудить ее, собрать сыночка в дорогу!
Она метнулась в проулок, но тут же повернула обратно. Нет, нельзя, никак нельзя привести ребенка в будничном тряпье! Она нарядит его, как наряжала прежде, - в самые счастливые дни семейных торжеств, нарядит так, чтобы ее сыночек был подобен тем мальчикам-танцорам, тем крошечным джигитам, которых под аплодисменты выпускают на праздничных вечерах и даже возят в городские театры!
Тяжелый замок звякнул своим железным холодком в ее ладонях. Дружелюбно, точно узнавая хозяйку, промурлыкала петлями старенькая дверь. Ночная тьма комнаты, мягкая и теплая, как ношеная шуба, пушисто дохнула ей в лицо, обвила душу живучими запахами родных углов, слитными, спекшимися запахами хлеба, остывшей золы, пропотевших подушек, дедовского шкафа с посудою.
|
|
| Категория: Михаил Киреев (Избранное) | Добавлено: 04.06.2015
|
| Просмотров: 893
| Рейтинг: 0.0/0 |
|
