Воскресенье, 24.11.2024, 10:10
Меню сайта
Категории раздела
Лесное море
И.Неверли Издательство иностранной литературы 1963
Сарате
Эдуардо Бланко «Художественная литература» Ленинградское отделение - 1977
Иван Вазов (Избранное)
Государственное Издательство Детской Литературы Министерства Просвещения РСФСР 1952г.
Судьба армянская
Сурен Айвазян Издательство "Советский писатель" 1981 г.
Михаил Киреев (Избранное)
Книжное издательство «Эльбрус» 1977
Форма входа
Статистика

Онлайн всего: 2
Гостей: 2
Пользователей: 0

Все книги онлайн

Главная » Книги » Зарубежная литература » Сарате

6. Часть первая/Глава пятая

ГЛАВА ПЯТАЯ

ПЛЕННИК

  Как сообщалось в донесении, полученном алькальдом Ла-Виктории, Сантос Сарате попался и вскоре будет доставлен в город.
  Деламар в досаде кусал усы. Толпа с шумом и криками теснилась у дороги на Сан-Матео, боясь пропустить появление пленника. Из уст в уста передавались небылицы и повторялись рассказы о грабежах, убийствах, и деяния этого закоренелого злодея преувеличивались до такой степени, что разбойник превращался в устах рассказчиков в некое сверхъестественное существо.
  Среди всех этих людей, которые, перебивая друг друга, осыпали преступника проклятиями и пересказывали разные страсти, не было ни одного, кто не похвалялся бы тем, что имеет с пленником особые счеты и не заверял бы, что в свое время только чудом избежал смерти. Все утверждали, что знают его в лицо, и, однако, подробные описания внешности разбойника отнюдь не совпадали между собой, что вызывало горячие споры. Один уверял, что Сантос Сарате - бородатый кривоногий негр с большой бородавкой на носу; другой столь же убежденно твердил, что он индеец, низкорослый и толстый, но при этом ловкий, как кошка, и волосы у него точь-в-точь как конская грива. Неподалеку от этих двоих какой-то слепой клялся, что знает злодея, как свои пять пальцев, и что волосы у него рыжие, лицо все в оспинах и изрезано семью ножевыми шрамами, а сам он тощий, как здешний алькальд; и тут, и там, и тот, и этот - все сразу говорили, что он карлик, великан, горбатый, кривой, наконец, просто страшилище, что он весь оброс волосами, глаза у него выпучены, зубы, как клыки, что он передвигается прыжками, потому что у него всего одна нога, но зато три руки. И никто никого не слушал, и все старались перекричать друг друга и тем утвердить свое мнение; шум и суета все возрастали, но тут менее голосистые различили внезапные крики на берегу реки, там, где собрались самые нетерпеливые зеваки, которые пробежали вперед, чтобы увидеть бандита раньше остальных, и теперь с восторгом вопили и махали руками. Словно пораженные током, рассказчики и спорщики умолкают, воцаряется тишина, и дрожь ужаса невольно пробегает по всем сердцам.
- Он здесь, он здесь, его уже видно,- кричат во всю глотку люди у реки.
  И вот меж двойным рядом солдат, верхом на осле, с крепко связанными руками и ногами перед пораженными зрителями предстает бесславная фигура пленника, этакого дикаря, грязного и оборванного, бледного и дрожащего, гнусного и трусливого с виду; разбитая голова
его обнажена и волосы слиплись от крови, кровь видна на груди и на спине, и ни одна из черт его лица и отдаленно не напоминает описаний посрамленных рассказчиков.
  Пленник и сопровождавший его эскорт медленно продвигались вперед, то и дело застывая на месте,- и вовсе не потому, что офицер, возглавлявший шествие, хотел похвалиться своей добычей и подольше насладиться шумным триумфом, горделиво гарцуя на коне, а потому лишь, что тощему ослику явно не по силам был его груз, он до смерти устал, и приходилось все время подстегивать и подталкивать его, заставляя идти дальше.
  Пораженная толпа, оправившись от первого разочарования, разразилась приветственными криками в честь офицера, пленившего знаменитого злодея, восхваляя беспримерную отвагу победителя, его несравненную хитрость и славную победу и приглашая его обмыть старым ромом или полынной настойкой две тысячи монет - смехотворно малую цену за столь великий подвиг; а между тем взгляды, прикованные к бандиту, уже различали в горестном облике этого несчастного черты свирепости, силы и смелости, которые, по правде говоря, были не слишком очевидны, а скорее существовали в распаленном воображении зрителей.
- Господи Иисусе,- говорил трактирщик,- вы только посмотрите на его глаза - горят, точно уголья.
- А зубы! - подхватывал боязливый обыватель, скаля свои собственные. - Уж они-то попробовали человечинки!
- Обратите внимание на складку, что идет у него поперек лба, и на эти выступающие челюсти - они говорят о многом,- замечал с видом опытного анатомиста, обращаясь к своему куму, причетник, он же и местный коновал.
- Ну и голова! - восклицал, стоя на пороге, кривоногий прокурор, считавший себя френологом. - Как развились на этом черепе бугры преступных страстей!
- А что вы скажете об этом лицевом угле? - громко отзывался аптекарь.
  И все почтительно соглашались с такими справедливыми и глубокими наблюдениями, а самые грубые добавляли слова, которые не пристало повторять; одни свистели, другие выкрикивали издевательские прозвища, насмехаясь над беднягой, беспомощным и дрожащим от страха; иные делали вид, что собираются дернуть его за нос, дабы убедиться, что он не приставной; детишки плакали от испуга; все женщины до единой находили его чрезвычайно уродливым; замужние, в интересном положении, закрывали глаза, чтобы не видеть его; девицы смотрели на него с отвращением; старухи крестились, и вся толпа, горя стремлением восстановить справедливость, заступиться за попранную мораль, ожесточенно требовала немедленной расправы со злодеем; а между тем алькальд, вне себя от того, что его приказаний никто не слышит, а его подчиненные не подают примера достойного поведения, угрожающе потрясал своим жезлом, кричал до хрипоты и рвал на себе волосы, короткие и, между нами говоря, весьма редкие.
  Но среди тех, кто принимал участие в празднике или с отвращением наблюдал эту варварскую и в то же время забавную сцену, был один человек, следивший за всем с задумчивым и обеспокоенным видом. Этот человек стоял в полном одиночестве в тени деревьев, которые росли вдоль дороги, от реки до первых городских домов, за живой колючей изгородью, служившей ему укрытием. Он держал в поводу мула, оседланного так, как седлают верховых животных жители наших равнин, и был одет в не очень чистые полотняные штаны до колен и рубашку с закатанными рукавами; ноги его плотно облегали замшевые гетры с серебряными пуговицами и ботинки с железными шпорами, а голову покрывала шляпа из пальмового волокна, закрепленная под подбородком узкой тесьмой и окаймлявшая круглое лицо с жесткими чертами, загорелое до цвета темной гаванской сигары, на котором блестели острые, беспокойные, диковатые глаза и выделялся не скрытый усами рот с тонкими, недобрыми губами. Не высокий и не низкий, крепкого сложения, с нервными, порывистыми движениями, этот незнакомец, которому на вид можно было дать лет тридцать девять- сорок, казался настоящим сыном наших равнин, этаким торговцем скотом среднего достатка.
  С той минуты, как пленник миновал реку и ослик, поощряемый удвоенными пинками, потащился мимо первых домов городка, глаза человека в гетрах неотрывно следили за лицом неудачливого бандита, а точнее, за дрожащими губами злодея, словно с этих губ, молчавших до сих пор, могла сорваться какая-то важная тайна.
  Давно уже стоял в странной неподвижности этот человек, давно уже следил за разбойником пристальным взором, когда чернокожий мальчик лет четырнадцати-пятнадцати, худой и подвижный, который до того вертелся среди самых отчаянных насмешников и то на потеху зрителям затягивал непристойные куплеты, то подталкивал осла, вдруг незаметно отделился от шумной процессии, проскользнул под изгородью, скрывавшей неизвестного, и, появившись у его ног словно из-под земли, сказал:
- Это Панаке.
  Человек в гетрах недовольно скривился и быстро спросил:
- Он не проболтался?
- Куда ему! - ответил мальчик,пытаясь вытащить колючку, впившуюся ему в руку. - У него вся пасть разбита.
- Что там случилось?
- Их застукали вчера вечером, пьяных, на одном из ранчо Ханбраля. Наших там было пятеро, Ящерка, за старшего. Трое удрали, Стервятник помер на месте, а этого двинули по голове прикладом карабина из которого отправили на тот свет Стервятника, и потом схватили в беспамятстве.
- А ты откуда знаешь?
- Мне Индюк рассказал.
- Где ты его видел?
- В Канта-Рана, на рассвете.
- Где же ты пропадал столько времени? Мне изрядно пришлось дожидаться.
- Да мы тащились, как на похоронах.
- И ты уверен, что этот пьяница Панаке потом не проговорился?
- Он рта не мог раскрыть. - Когда я разыскал его возле Канта-Рана, он к тому времени еще не очухался, и приходилось поддерживать его, чтобы он не свалился с осла. Он был куда хуже, чем теперь.
- И с тех пор ты от него не отходил?
- Ни на минуту. Карамба, наконец-то вылезла, проклятая,- добавил негритенок, высасывая кровь, показавшуюся из царапины.
  Собеседник крепко ухватил его за ухо и, устремив в глаза мальчика свой пронзительный взгляд, сказал ему, странно растягивая слова:
- Не лги, Стриж, а то я тебе глаз выдавлю.
- Ой, да я не вру! - воскликнул мальчик, дрожа от страха. - Верьте мне, я от него не отходил.
- Пусть так,- и человек добавил уже другим тоном: - А он тебя не узнал?
- Только ему до того и было,- ответил Стриж, приходя в себя. - Да я думаю, что он уж подох и не падает с осла лишь потому, что привязан.
  Незнакомец улыбнулся, положил в руку мальчика серебряную монету и накинул поводья на шею мула, собираясь сесть в седло. Громкий хрип, донесшиеся с дороги и слышный даже посреди общего оглушительного гула, заставил его обернуться. Пленник и сопровождавшие его зеваки и солдаты как раз поравнялись с нашей парой, и за новым хриплым мычанием послышались произносимые гнусавым голосом, но вполне различимые слова, которые, складывались во фразы:
- Я не Сантос Сарате... не убивайте меня... я не Сантос Сарате....
- Трус! - восклйкнул неизвестный в порыве гнева и, пнув Стрижа ногой, глухо сказал ему: - Слышишь, как запел этот мерзавец?
  Толпа разразилась криками:
- Он хочет говорить,- твердили одни.- Он нам проповедь желает сказать.
- Пусть это чудовище замолчит! - кричали другие.
- Нет, пускай говорит, пускай говорит, послушаем, как он мычит,- возражало им большинство зрителей, к крайнему неудовольствию незнакомца в гетрах с серебряными пуговицами. Стриж, потирая ушибленное место, повторял испуганным и чистосердечным тоном:
- Верьте, верьте мне, он первый раз раскрыл рот, клянусь пресвятой девой Канделарской.
- Значит, надо, чтобы он замолчал, и быстро, понимаешь? - сказал человек, поднимая негритенка, который, невзирая на испуг, поспешил подхватить с земли монету.
- Да, сеньор,- ответил Стриж, выпрямляясь.
- И немедленно, иначе, когда они доберутся до тюрьмы, у него возьмут показания... Слышишь, как уже раскричался этот мошенник?
- Но как я заткну ему рот? - изумился мальчик.
- Погоди,- сказал его собеседник, вынимая из одной из наседельных сумок нечто, завернутое в промасленную бумагу,- вот тебе, беги, выбрось бумагу и заставь его это съесть.
- Пирог! - воскликнул мальчик бросая жадный взгляд на аппетитное кушанье.
- Осторожно, не вздумай только попробовать!
  Стриж спрятал заманчивое лакомство за пазуху, одернул грязную рубаху, перехваченную на поясе веревочкой, которая одновременно поддерживала его подвернутые до колен штаны, пролез под изгородью тем же путем, что и раньше, и снова смешался с зеваками, толкавшими осла и поносившими пленника с молчаливого одобрения офицера и солдат.
  Незнакомец следил озабоченным взглядом за проворным мальчишкой, который, отколов множество забавных номеров, заставивших народ смеяться до упаду, сунул пленнику под нос пирог и смело сказал ему, однако изменив голос и стоя так, чтобы тот не мог его видеть:
- Кушай, мой ангелочек, кушай, если голоден, да говори поразборчивее.
  Тем не менее зрителям, обращавшимся с перепуганным пленником весьма неласково, пришелся не по душе милосердный жест Стрижа, и немедленно раздались рассерженные голоса:
- Нет, нет, нечего угощать эту собаку, отнимите кусок, пока он его не проглотил!
  Но было уже поздно, потому что голодный пленник, увидев у своего носа аппетитное угощение, жадно вцепился в него зубами, а поскольку его руки были связаны за спиной, он откинул голову назад, и прежде чем кто-либо успел ему помешать, проглотил пирог.
- Гоните прочь негодяя, который кормит разбойника! - закричали многие.
- Отведите его к алькальду, пусть посадит его в колодки! - советовали другие.
  Теперь зеваки повернули головы и в сторону мальчика. Стриж подумал, что погиб, и попытался скрыться, но сильная рука схватила его за шиворот, и десяток кулаков взлетел над его головой. Однако негритенок не растерялся и, блеснув белоснежными зубами, насмешливо крикнул:
- Вот дурачье! Да если эту дохлятину не накормить, он у нас откинет копыта, и мы не сможем полюбоваться его казнью!
  Это замечание показалось справедливым. Занесенные кулаки опустились, не причинив Стрижу вреда, и мальчик, пронзительно свистя и подпрыгивая на бегу, затерялся в толпе.
  Между тем пленник вместе со своей многочисленной свитой двигался по главной улице, где вдоль домов толпились любопытные; но вдруг все услышали его хриплый и отчаянный вопль:
- Воды! Воды! Все кишки горят!
  Однако неумолимые стражи, чуждые всякого милосердия, не обращали ни малейшего внимания на его жалобы, наоборот, они с удовольствием смеялись и потешались над конвульсиями несчастного, радуясь хитрости мальчишки, который подсунул ему пирог, начиненный жгучим перцем.
  И спектакль продолжался к полнейшему восторгу публики. Вопли, смех, стоны и насмешки сливались в адском хоре, и недолго оставалось ждать развязки, как вдруг, когда отвратительная процессия вступила уже на площадь, пленный сделал сверхчеловеческое усилие, словно пытаясь разорвать крепкие путы, издал пронзительный крик и, будто пораженный громом, упал без признаков жизни под копыта ослика, причем связанные ноги несчастного взметнулись туда, где только что виднелась его голова.
  Невозможно описать, что тут произошло. Этот нежданный финал лишал всех самой важной части представления. Сантос Сарате еще раз избегал суда, который должен был примерно и достойно наказать его за все преступления, и это под самым носом у алькальда - было тут от
чего прийти в ярость!
  Толпа вопила, требуя, чтобы злодея воскресили. Призвали коновала, чтобы тот пустил бандиту кровь. Коновал однако похоронил надежды всех собравшихся, мрачно сказав:
- Он умер.
  И все в замешательстве склонили головы.
- Он умер от бешенства,- добавил опытный причетник, указывая на кровавую пену, выступившую на губах у покойного.
  Никто не возразил, ибо его устами говорила сама наука.
  Через час стемнело; улицы и площади городка опустели; человек в замшевых гетрах с серебряными пуговицами и в темном плаще трусил рысцой на муле в сторону Сан-Матео, а за ним семенил темнокожий мальчик.




Категория: Сарате | Добавлено: 25.02.2010
Просмотров: 1524 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
avatar