Среда, 27.11.2024, 08:16
Меню сайта
Категории раздела
Лесное море
И.Неверли Издательство иностранной литературы 1963
Сарате
Эдуардо Бланко «Художественная литература» Ленинградское отделение - 1977
Иван Вазов (Избранное)
Государственное Издательство Детской Литературы Министерства Просвещения РСФСР 1952г.
Судьба армянская
Сурен Айвазян Издательство "Советский писатель" 1981 г.
Михаил Киреев (Избранное)
Книжное издательство «Эльбрус» 1977
Форма входа
Статистика

Онлайн всего: 3
Гостей: 3
Пользователей: 0

Все книги онлайн

Главная » Книги » Зарубежная литература » Судьба армянская

Стр. 30

6

 Солнце поднялось, загорелись многоцветьем желтые, зеленые, красные стекла в оконных переплетах. Отсвет их окрасил все, что было в опочивальне хана. Сам хан еще не встал с постели и весь был во власти мечты о том, когда наконец чудодейственная сила лекарства позволит ему насладиться прелестями Воски-ханум... Откинув одеяло, он подошел к столику, где стоял сосуд со снадобьем, сам наполнил чашу и снова вернулся на ложе. Выпил он лекарство не сразу: понюхал, попробовал на вкус и только тогда опорожнил чашу до дна. И, уставившись в потухший глаз на тигровой шкуре у ног, стал ждать действия снадобья. Что-то и впрямь с ним начало происходить довольно скоро. В голове замутилось, как от хмельного, и ужасно захотелось все бить, крушить. Вот хотя бы этот тигр со своим круглым желтым глазом - хану он уже казался живым. Вон как уставился. Того и гляди, накинется и растерзает. Шариф запустил чашей в голову тигру, чаша разлетелась на мелкие кусочки...

 Слуга, вбежавший на шум, застал хана раздирающим в клочья ночной халат на себе. Испуганный слуга выскочил вон и стал кричать, звать людей. Сбежались визири.

 Четверо держали хана и не могли с ним сладить - откуда сила взялась в этих сухих руках. Визири один за другим отлетали от ударов хана...

 И как же все разъярились на знахаря-армянина. Несколько человек разом ворвались к нему в темницу, хотели тут же на месте расправиться, но узник опередил их. Спокойным, ровным голосом он сказал:

- Убить меня вы успеете всегда. Однако пока успокойтесь и выслушайте, что я вам скажу...

- Слуга утверждает,- прервали его,- что хан впал в такое ужасное состояние после принятия приготовленного тобой снадобья. Он сейчас там у себя все вверх дном перевернул, даже одежду рвет в клочья. Признайся, коварный армянин, ты сделал это знаючи, что творишь?

 В душе знахарь ликовал.

- Да, это лекарство обладает способностью возрождать в человеке утраченные силы. Хан так желал этого, он и просил меня вернуть ему силы... Не знаю, может, только выпил лекарства больше, чем следовало. И сила, если ее больше, чем надо, не всегда на пользу. Это так. Сейчас напоите его семидневным мацуном*. Это успокоит хана.

 Визири ушли. Знахарь Аствацатур снова улегся на войлочную подстилку и мысленно заговорил с ханом:

 «Нет, от одной чаши ты еще не до конца потеряешь то, о чем грезишь, и умереть тоже пока не умрешь. Да и незачем нам, чтоб ты сейчас помер. Явится другой хан, с новым рвением обрушится на наши головы. Я должен извести тебя медленной пыткой. Знаю, что армян этим не спасу. Просто это будет моя доля мести. Мне тоже не жить, я понимаю. Мы умрем с тобой вместе, хан. Днем раньше, днем позже, не столь уж важно...

 Мацун действительно успокоил разбушевавшегося хана. Но он так ослаб, словно его вытащили из-под мельничных жерновов. Не мог даже рта раскрыть, чтоб хоть слово промолвить.

 Только спустя день хан велел привести знахаря, но предварительно приказал главному палачу:

- Постращай этого армянина самыми жестокими пытками, только чтобы не подох. Я потом сам повешу его.

 Главный палач склонил блестевшую, как медный таз, лысую голову, выражая полную готовность исполнить все, что от него требуется...

 Удивлению хана, когда перед ним предстал знахарь, не было предела. Армянин держался вполне спокойно и даже улыбался.

- Можешь ты сказать, почему твое лекарство не оказало на тебя того же действия, как на меня?

- Просто я сразу попросил мацуна у твоего главного палача.

- Интересно, почему же ты все-таки и меня спас мацуном, коли уж решил отравить? Расскажи-ка обо всем подробнее. Это ведь тоже неспроста. В чем дело? Не скрывай ничего, если хочешь избежать страшных пыток. А я - мастер придумывать адовы муки для своих врагов, знай это...

 Аставацатур оживленным и даже довольным тоном сказал:

- Благословенный хан, ведь все шло как надо. Отчего ты тревожишься? Спроси у своих визирей: сколько-человек тебя держало, а ты расшвыривал их в разные стороны, как истинный исполин...

- Я все знаю. И что же с того?

- Как что? Значит, лекарство действует. Тебе же сказали, что ты был подобен льву. Человеку хватит и человеческих сил, львиные ему не нужны. Просто ты, видно, сам себе чуть навредил: принял лекарства больше, чем следовало. И ничего другого. Это вовсе не опасно.

 Хан опешил. Его поразило безмерное спокойствие знахаря и убедительность объяснения.

- Ты же сам сказал: одну чашу натощак?

- Да, но какую чашу? - улыбнулся Аствацатур.- Я показал, что это должна быть маленькая чаша. Как же ты не помнишь? Наверно, во время моих пояснений ум твой был занят государственными заботами и делами. А размер чаши я тебе показал рукой - помню это точно. Сам-то я, правда, выпил, тебе в доказательство, большую чашу, чтоб ты не счел меня отравителем. Потому-то, что большую выпил, я и решил на всякий случай попросить мацуна. Жизнь-то, она ведь и малой козявке дорога, мой хан. На что черви незрячи, а и то чуют беду задолго и спасаются как знают. Вот и я хоть стар уже, а жить еще хочется. Во всяком случае, умереть, как умирают грешники в твоей темнице, мне совсем ни к чему. Как я стану вредить тебе, если ты держишь меня в заточении и, чуть что, можешь отправить к праотцам? Только тем я и утешаюсь в темнице, что вины за собой не имею. Надеждой держусь. Иначе бы не вынести этого ужасного заключения. Мудрый хан, поверь, что если что и не так, то лишь по оплошности. А злого умысла в моем врачевании нет и быть не может. Ты можешь меня казнить, но лекарством не пренебрегай. Помни, кроме меня, тебе такого никто не приготовит. А оно обязательно исцелит тебя. Употреби его в должном количестве и посмотришь тогда, что тебе еще мало будет цветов твоего гарема...

 Хан только пожал костлявыми плечами под тонкой тканью халата.

- А есть оно, лекарство-то, или твои люди, чего доброго, уничтожили драгоценные капли всесильного бальзама?

 Хан встревоженно взглянул на столик и, увидев, что сосуд на месте, спросил:

- Через сколько дней можно снова его пить?..

- Спустя два дня,

 Хан позвал главного палача.

- Уведи этого человека,- сказал он,- пусть пока поживет...

 Через два дня Аствацатур снова стоял перед ханом. На этот раз ему было велено собственноручно налить или накапать (как знает) необходимую дозу лечебного снадобья.

 Едва он протянул хану чашу, как тот сказал:

- Знахарь Аствацатур, имей в виду: если и на этот раз со мной приключится такое, что было в тот раз, я своими руками выдеру тебе глаза. И не только. Сотру Сирап твой с лица земли, уничтожу весь твой род!..

- Пей спокойно. Но помни, что лишь после того, как ты девять раз кряду примешь лекарство, только после этого к тебе вернется способность ощущать аромат распускающихся цветов. А вдыхать его в себя с жадностью сможешь еще того позже - через день после девятой чаши...

 Хан насупился:

- Выходит, только через десять дней?..

- Через одиннадцать,- добавил еще день знахарь.- Первый прием не в счет. Ты злоупотребил им... Через одиннадцать дней.

- О аллах!..- Хан выпил лекарство и, с чашей в руке, вперившись в тигровый зрачок на полу, снова стал ждать действия.

 Чуть спустя задрожала рука. Потом он почувствовал нечто такое, что было в тот раз. Опять хотелось что-нибудь разбить, разрушить. Правда, пока он еще мог совладеть с собой. Просто казалось, что все ему нипочем: вот прыгнет с высокого балкона опочивальни, и не страшно, даже со Змеиной горы может кинуться. Но пока ему все это только казалось, а делать он ничего такого не делал. Барашка вдруг захотелось, жареного на вертеле, да чтобы целиком его одному съесть. И хан потребовал барашка. Ел его, как голодный волк.

- Видишь, мой хан, как ты сейчас хорошо себя чувствуешь? Какой у тебя прилив сил, какой богатырский аппетит?.. - улыбаясь сказал знахарь, а про себя подумал, что все идет, как задумано им.

 Хан в ответ только блаженно проурчал, не в силах оторваться от барашка.

- Еще немного, и ты станешь слабеть, настолько, что руки поднять не сможешь, но это так и должно быть, не пугайся. Именно в этом весь секрет...

 Хан опять пробормотал что-то несвязное, невидяще глянул на знахаря, потом, еле передвигая ноги, дотащился до тахты и снопом повалился на нее. Какое-то время лежал без движения, лоб покрылся испариной... Но вот вроде отошел, открыл глаза, посмотрел на потолок и, переведя взгляд на знахаря, сказал:

- Эй, армянин, ты меня убиваешь! - Он чуть помолчал и повторил: - Убиваешь. Это точно.

 Глаза снова закрылись. Дыхание стало шумным...

 Так прошли второй, третий, девятый день.

 На двенадцатый день Аствацатура приволокли к хану чуть живого, на себя не похожего.

 Два дня его пытали каленым железом...

 Хан выгнал всех слуг и в отчаянии взмолился:

- Говори, пес, ты совсем лишил меня мужских достоинств?

- Совсем!..- Аствацатуру стоило огромных усилий стоять на обожженных пятках. Но он ни на миг не забывал, что являет собой мстителя, и держался из последних сил.- Тебя вообще больше, нету, хан...

- Как так нету?- испуганно вскинулся хан, потрясая, в воздухе костлявым кулачищем.

- Твое мужское достоинство не было достоинством, хан Шариф. Суховей это был. Зноем спалил столько нежных цветов армянской земли. Это из их мертвых корней я готовил тебе «бальзам», мстил за них. За опаленые тобою цветы Армении, Грузии мстил. И Персии тоже. Ведь ты и сам их не щадил. Я мог бы сразу отправить тебя в преисподнюю, хан Шариф, но только армянам от этого никакой пользы. Явится новый хан, зальет кровью новые свадьбы, втопчет в грязь новые цветы, с новым рвением будет душить наш язык, наши песни. Уж лучше так. Живи и мучайся сознанием, что хоть ты и завоевал себе право рвать с корнем все цветы, а делать тебе с ними уже нечего... Это наказание посильнее смерти, которая тоже не за горами. Я свое сделал и сказать тоже все сказал...

- Палач! - закричал хан. Это он кричал на знахаря, но стоявший за дверью главный палач, решив, что зовут его, влетел и бухнулся в ноги властелину.

- Я здесь, мой господин, мой солнцеликий хан.

- Вырви у этого неверного язык! Что ты, окаменел?..

- Чем большим мукам ты подвергнешь мое бренное тело, тем с большей любовью мою душу, душу праведника вознесут добрые ангелы...

 Палач выволок Аствацатура.

 Хан Шариф, пошатываясь, подошел к окну, посмотрел на солнце, которое, хочет он того или нет, будет и после него светить и дарить тепло миру. Посмотрел на гарем, окнами обращенный к его опочивальне. Там, в этих окнах, он теперь то и дело ловит, как ему чудится, зазывные, беспокойные взгляды. Вон и сейчас оттуда сюда кто-то смотрит.

 Хан, еле передвигая ноги, вернулся к тахте, лег и велел позвать главнокомандующего войсками сардара Аббаса Ховейда...

- Сюда, во дворец, пробрался знахарь из Сирапа, а целью отравить меня...

- Как так?- подскочил и снова сел сардар.- Хотел отравить великого нахичеванского хана?..

 Теперь Аббас Ховейд встал и больше уже не садился.

- Все это - дело рук шаапуникского мелика Исраела. Он, и никто другой, подослал отравителя.

- Прикажи, мой господин, и, не пройдет двух дней, голова этого мелика будет брошена к твоим ногам! - напыжившись, сказал Аббас Ховейд.

- Тут нужна осмотрительность,- недовольно пробурчал хан, не глядя на пышущего завидным здоровьем, могучего сардара.- Весь род мелика Исраела пользуется особым уважением у армян, даже у ихних меликов. Шаху об этом известно, и он тоже вроде бы его почитает. У армян пока еще есть сила, и расправляться с ними надо исподволь. Так советуют шаху назиры**, и он им доверяет. А потому меликская голова может стоить нам многих голов. Но я знаю... Не понадобится и голову срубать. Надо стереть с лица земли Шаапуник, чтобы вовсе не было такого меликства. Отрежем его от Сюника, Арцаха и от Эчмиадзина - духовного средоточия армян... Мудр был шах Аббас Великий, надо следовать его примеру. Раздел, если с умом разделять, ослабляет. Заселив курдами всю Араратскую долину, он разделил на две части Малый Сюник и тем ослабил единство соседствующих армянских меликств. Так, и только так, разделив их, нам удастся подавить армян, привести к тому, что они иссякнут-иссохнут. Но мелики тоже не глупые. И они и их духовенство предвидят эту опасность. И раньше других все понял мелик Исраел. Он разгадал мои намерения. Потому-то не только бдителен и насторожен, а часто сам первым нападает и уничтожает моих кзлбашей, якобы за грабеж, насилие и прочие грехи. И ему удается, этому хитроумному, как змея, армянину, сохранять расположение шаха. Уверенный в том, что я самый страшный его враг, он постоянно прибегает к разным коварным проискам. Вот и на сей раз, проведав, что страдаю бессонницей, он подослал ко мне этого знахаря из Сирапа, пользующегося славой искусного врачевателя. Я, как ты понимаешь, был не столь уж наивен и заставил сначала его самого испробовать приготовленного для меня зелья, потом запер знахаря в темницу и только после всего тоже принял... Одним словом... О всемогущий аллах, о Аббас!..- Хан внезапно весь скорчился и опять уставился затуманенным взглядом в тигриный глаз. Снова начались боли.

- Выходит, солнцеликий хан принял этот яд?! И драгоценному здоровью хана нанесен вред?!

- Да, теперь сонливость меня не оставляет. К тому же какие-то боли в животе. Не сильные, но... Хорошо, я быстро понял, что к чему, не то...

- А как же знахарь? Сам-то он не пострадал от своего яда?!

- Он шел на все. Ну и потом знал ведь, что делал, может, и противоядие для себя припас?.. Они, эти армяне, фанатики: им жизни не жаль, только бы нацию сохранить.

- Нечестивцы! - сардар с остервенением хлопнул ладонью по бедру.- Тебе, солнцеликий хан, доложили, что в Хндзрстане за один день убито триста пятьдесят кзлбашей?

 Хан пребывал в таком состоянии, что даже не взволновался и не удивился, а только вяло спросил:

- Армяне убили кзлбашей? Триста пятьдесят человек?.. Почему убили?

 Сардар с подробностями рассказал, как хан Алам-Асадулла направил войско под предводительством тысячника Омара для усмирения хндзорескцев, отказавшихся платить дань. Как это войско было разбито. Рассказал, что бунтовщиками руководил слепой старик.

- Слепой?

- Так говорят...

- Что ж, у нас теперь есть за что расплатиться с ними. Возьмем сто к одному. Сегодня же надо опустошить Сиран, чтобы потом заселить его мусульманами. И еще надо разгромить несколько сел в меликстве Исраела.

- Ты прав. И с Сирапом надо не тянуть. Сегодня же расправимся.

 Сардар рвался в бой.

- Выступай в поход! - Хан воздел руку, словно целое войско благославлял.

---------------
* Мацун - род квашеного молока.
** Назир - советник




Категория: Судьба армянская | Добавлено: 23.05.2015
Просмотров: 954 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
avatar