| Статистика |
Онлайн всего: 1 Гостей: 1 Пользователей: 0 |
|
Все книги онлайн
Стр. 37. Глава девятая
1
В Шаапунике, да и во всем Сюнике царило видимое спокойствие, таившее, однако, в себе большую тревогу.
Никто и подумать не мог, что после событий в Сирапе, Бичанаге, Гомри, Ариндже и Хндзореске их ждут не новые кровопролития, а тихое, осиянное солнцем, мирное, трудовое лето.
Но время шло, в горах, то тут, то там заслышится песня пахаря, и это ослабляло тревогу, создавало иллюзию мирных будней. Хотелось верить, что нивы не сгорят покинутыми под палящим зноем и плоды не сгниют, не засохнут на деревьях...
Надо сказать, что это спокойствие тревожило армян. И не только армян, Хан Шариф - первопричина напряженности - сейчас, ничего не видя и не слыша, с ужасом ждал взрыва, под ударом которого на него обрушатся и дворец его, и все благополучие...
Надеясь скрыть от шаха подробности бичанагской истории, он спешно направил гонцом ко двору бывалого сотника в сопровождении телохранителя. Они уже давно должны бы быть обратно, на отчего-то задерживались. И задержка эта очень тревожила хана. Тревожило его и безмолвствование мелика Исраела. «Молчание этого хитрого армянина чревато такой же опасностью, как соседство пороховой бочки с огнем»,- думал хан с тревогой...
Был июнь. Хан Шариф мелкими шажками мерил выложенные кирпичом дорожки дворцового сада, перебирая сухими дрожащими пальцами четки. Еще обжигали лучи послеполуденного солнца, золотыми нитями падающие в глубь сада, туда, где пышно цвели всевозможные цветы.
Хан с наслаждением вдыхал теплый запах клевера, доносимый ветром с гор, и думал свою злую думу о том, как много еще армянских голов он снесет.
Шагал хан медленно, зато быстро опустошались села Вайоцдзора, Ехегнадзора, Кашатахка, Гардмана, Фарисоса, Куста, Гегаркуника, а следом за ними Ереванское ханство и Гянджинское...
В конце аллеи хан с победным видом повернулся, хотел уже шагнуть вперед и... остановился. Навстречу ему шел тот самый телохранитель, в сопровождении которого отбыл с письмом к шаху сотник. Через плечо у телохранителя перекинут пестротканный хурджин, такой, какие у каждого конного кзлбаша обычно к седлу приторочены.
Вот он остановился шагах в трех от хана, виновато опустил глаза, осторожно снял с плеча хурджин, сунул в него руку, вынул, держа за ухо, голову сотника-гонца и положил ее не перед ханом, как ему было велено, а у своих ног. После чего, сложив руки на груди, застыл в поклоне.
Хан почти догадался, что все это значило. Руки у него задрожали еще больше, четки со стуком упали на выложенную кирпичом дорожку. Кзлбаш хотел поднять их, хан взглядом остановил его.
- Расскажи все, как было.
- Мне не многое ведомо, мой хан, да буду я прахом под твоими ногами. Шаха в Спаане не оказалось, когда мы туда прибыли. Только через день он вернулся из Мушдары, из летней своей резиденции. Сотника допустили к нему, а я остался дожидаться во дворе. Потом он вышел в сопровождении главного визиря, и его тут же передали палачам. Спустя немного один из палачей вынес вот эту голову и сказал: «Отнеси ее своему хану. Это ответ на его письмо...» А еще я видел там шаапуникского мелика. Он вышел от шаха со своими людьми, пошел к мечети Ходжа-Алам. Может, на базар зашел?..
- Шаапуникский мелик?..- У хана глаза полезли из орбит, и язык будто отнялся.
- Да, мой хан, тот самый. Мелик Шаапуника Исраел... Пошел к базару, что рядом с мечетью...
- Но как он оказался в Спаане? Ты сам его видел?
- Своими собственными глазами, святейший хан!
«Так вот оно что? Опять армянская хитрость!» - бушевал в душе хан.
Взяв поданные ему кзлбашем четки, он, едва держась на подкашивающихся ногах, прошел немного вперед, свернул влево, еще влево и, миновав узкую дверь, ведущую к парадной лестнице, стал подниматься на верхний этаж, туда, где находилась его летняя спальня.
Буйно разросшаяся виноградная лоза укрывала от солнца и веранду и окна.
Хан в отчаянии метался по комнате из конца в конец. Потом вдруг остановился, ударил костяшками пальцев по рукояти меча и заскрипел зубами. Раньше, бывало, в минуты отчаяния он забывался в объятиях юных наложниц своего гарема - о, как они умеют услаждать! - теперь и это ему было недоступно. Вместо угасших страстей в нем поселились змеи, и они жалят хана изнутри. Вот и сейчас он снова ударил по рукояти меча и заговорил сам с собой поникшим, но не потерявшим уверенности голосом: «Ну что ж, мелик Шаапуника, ты сумел восстановить против меня шаха, надругался надо мной, обезглавив моего гонца и кинув мне в ноги его голову, а я теперь отыграюсь на твоем сыне. Твоему Яври тоже не сносить головы, только я это сделаю бескровно. Так загашу дым очага Прошянов, чтобы ничто уже больше в этом очаге не возгорелось. И сделаю все своими руками. Аллах свидетель, что я от своих слов не отступаюсь!..»
Хан Шариф, оглаживая бороду, уставился в небо, взывая к аллаху. Затем, развалившись на тахте, стал жадно втягивать кальян, предварительно подмешав к табаку гашиш. Голубой пахучий дымок очень скоро одурманил хана и смежил его отяжелевшие веки.
|
|
| Категория: Судьба армянская | Добавлено: 26.05.2015
|
| Просмотров: 1040
| Рейтинг: 0.0/0 |
|
