ПЕРВОЕ ОТДЕЛЕНИЕ
Так же, как на предыдущих «Музыкальных вечерах для юношества» этого года, мы услышим сегодня музыку двух композиторов: классика прошлого времени и современного советского композитора. Такое построение программы даст нам возможность еще раз, по-новому сосредоточить свое внимание на теме «Традиции и новаторство».
Сегодня, в очередном концерте нового цикла наших «Музыкальных вечеров для юношества», прозвучит музыка Чайковского и музыка Хренникова.
Поздней осенью 1880 года Петр Ильич Чайковский писал в одном из своих писем: «...муза моя была так благосклонна ко мне в последнее время... что я с большой быстротой написал две вещи...» Этими «вещами», которые Чайковский создал за полтора месяца, были пышная Торжественная увертюра для большого симфонического оркестра, усиленного духовым оркестром, и скромная Серенада для одних лишь струнных инструментов.
«Увертюра будет очень громка, шумна, - но я писал ее без теплого чувства любви, и поэтому художественных достоинств в ней, вероятно, не будет. Серенаду же, напротив, я сочинил по внутреннему побуждению. Это вещь прочувствованная, и поэтому, смею думать, не лишенная настоящих достоинств»,- так сам композитор оценил новые свои сочинения сразу же после их завершения.
Спустя некоторое время, когда он увидел, что увертюра - а это была знаменитая теперь увертюра «1812 год» - была тепло встречена слушателями, Чайковский несколько смягчил свое отношение к этому сочинению, но все равно не ставил ее в один ряд с Серенадой. К Серенаде он продолжал относиться с нежностью и любовью, говорил, что это самое лучшее из всего, что им до Серенады было написано. А до Серенады, между прочим, были написаны четыре симфонии, «Евгений Онегин», «Лебединое озеро», два фортепианных и скрипичный концерты с оркестром, «Ромео и Джульетта» и «Франческа да Римини», множество небольших вокальных и инструментальных произведений, в том числе всем вам, вероятно, хорошо известные двенадцать фортепианных пьес «Времена года»...
И все-таки в течение долгого времени превыше всех этих прекрасных своих произведений Петр Ильич Чайковский ставил Серенаду. Ее вы и услышите в первом отделении концерта.
Если бы я спросил вас, за что вы больше всего любите музыку Чайковского, что в ней особенно цените, что считаете в ней главным, думаю, что большинство ответило бы: мелодии, мелодизм - вот за что особенно любим и ценим музыку Чайковского, что считаем в ней самым главным. И вы были бы, конечно, правы.
Не только в вокальной, но и в любом виде инструментальной музыки, в симфонии и в концерте, в опере и в балете мелодика была для Чайковского главным средством выражения чувств и мыслей человека, характера человека, его образа.
Чайковский впитал в себя все, что звучало вокруг него: и русскую народную песню, и городской романс, и хоровую музыку, и все, что ему было близко в музыке других народов. Но эта, если так можно сказать, музыкальная атмосфера, окружавшая Чайковского, была для него лишь опорой, на которой он создал свой, ярко индивидуальный мелодический стиль, про который хорошо сказал когда-то Борис Владимирович Асафьев: «Мелодия - это своего рода почерк Чайковского». Действительно, по мелодике Чайковского, как по почерку, мы узнаем его музыку с первых же тактов.
Но вот что мне хотелось бы здесь подчеркнуть. Многие композиторы тоже были прекрасными мелодистами, тоже умели создавать замечательные мелодии, великолепные песни, и многие из них более или менее явно пытались подражать Чайковскому.
Казалось, это так просто: надо только сочинить красивую мелодию или отобрать красивую народную песню, вот музыка и получится. А музыка почему-то не получалась, хотя и свои мелодии и мелодии народных песен подчас бывали, действительно, очень хороши.
Пробовали так сочинять даже оперы, балеты и симфонии, но получался лишь «венок песен-мелодий», а опера, симфония, балет не получались.
А вот у Чайковского получались. Получались и скромная фортепианная пьеса или романс, и монументальная симфония, и опера, и балет. Получались потому, что песенная мелодия была для него не самодовлеющей, в себе замкнутой ценностью, а источником, из которого он выращивал все, что хотел, все, что подсказывало ему его творческое воображение, все, чего требовал его художественный замысел.
Он мог взять незатейливую народную или собственного сочинения мелодию и бережно сохранить ее, не тронув ни одной ноты, украсив ее лишь скромной обработкой, чуть подчеркивающей самые важные точки мелодии. А мог из такой же скромной песенной мелодии вырастить гимн радости, гимн любви или великую человеческую трагедию. Все из одного мелодического зерна!
Вот в чем огромная сила Чайковского! И именно отсутствие или недостаточная развитость этого дара - его можно назвать даром мелодического развития - мешали. многим, даже очень талантливым композиторам достичь уровня Чайковского и даже приблизиться к нему.
В мелодизме Чайковского и заключена первая причина его всеобщей доступности, его невероятной популярности во всем мире, причина того, что его симфонии, балеты и оперы так же доступны широчайшим кругам слушателей, как и его «Осенняя песня» или «Тройка» из «Времен года».
И еще одно важнейшее качество музыки Чайковского я хотел бы сегодня подчеркнуть. Чайковский был до глубины души русским человеком. Он любил русскую песню, русскую природу, русское искусство, любил русского человека. Уезжая из России, он всегда мучался. Только на родине ему свободно дышалось и легко работалось.
«Трудно найти человека, который так же любил бы Россию и все русское, как люблю я», - говорил он.
И вот всегда, во всех своих произведениях оставаясь глубоко русским человеком и глубоко русским художником, именно силой своей любви к родной земле он сделал то, что его музыка, корнями уходящая в русское народное творчество, опирающаяся на традиции великого Глинки, раздвинула рамки своей национальности, своей эпохи и завоевала весь мир. Оставаясь русской, она стала мировой.
* * *
Теперь вернемся к Серенаде, о которой уже шла речь и которую вы сейчас услышите. Серенада эта была написана в ту пору жизни Петра Ильича Чайковского, когда его слава стала распространяться во всех странах Европы и Америки. Путь к этой славе был нелегок, как нелегок бывает он почти всегда у великих людей искусства и науки. Напомню вам, что первая статья, в которой упоминалось о музыке Чайковского, появилась в печати сразу же после окончания им Петербургской консерватории. И были в этой статье такие слова: «Господин Чайковский очень плох. В нем нет ни искры дарования». А позже, после первой постановки «Евгения Онегина», можно было прочитать и такое в одной из рецензий: «„Евгений Онегин" - новое свидетельство упадка таланта господина Чайковского...» Теперь, когда Чайковский сочинял Серенаду, он был уже всемирно признанным композитором.
Что же представляет собой эта Серенада? Прежде всего, я хочу напомнить вам, что серенадой с давних пор принято называть музыку, обычно исполнявшуюся на открытом воздухе, чаще всего по вечерам. Кавалеры пели свои серенады своим возлюбленным, стоя под их балконами; ученики пели серенады своим любимым учителям; а когда в город приезжал знаменитый гость, особенно всеми почитаемый, местные музыканты собирались под окнами гостиницы и не только пели серенады, но разыгрывали целые концерты. Так, постепенно, серенада превратилась из своеобразной песни - признания в любви, исполнявшейся обычно одним певцом в сопровождении лютни, мандолины или гитары (у Бородина, впрочем, есть шуточная «Серенада четырех кавалеров»),- в инструментальное произведение.
На протяжении столетий серенада меняла свой облик, но одно важное ее свойство сохранилось: независимо от того, было ли это сопровождением для певцов или самостоятельным инструментальным произведением, в исполнении серенады участвовало сравнительно небольшое число музыкантов. Это свойство Чайковский сохранил и в своей Серенаде, поручив ее исполнение небольшому оркестру, состоящему лишь из струнных инструментов.
Подобно небольшой симфонии, Серенада Чайковского состоит из четырех частей. Чтобы глубже вникнуть в характер музыки этого сочинения, столь дорогого сердцу самого композитора, надо вспомнить то, о чем я говорил на прошлом нашем вечере, посвященном творчеству Моцарта и Прокофьева. Я имею в виду то, что говорил вам о «моцартовской традиции», о «моцартианстве» в русском искусстве, в русской музыке, в частности в музыке Чайковского. Тем, кто этого вчера не слышал, я напомню, что речь шла между прочим об удивительной любви Чайковского к Моцарту. Я называл некоторые сочинения, в которых Чайковский непосредственно соприкасался с музыкой Моцарта в своем творчестве: «Моцартиану», «Пастораль» из «Пиковой дамы», Квартет для четырех голосов на темы Моцарта. Сейчас к этому перечню добавится Серенада для струнного оркестра.
По собственному признанию Чайковского, первое и самое сильное музыкальное впечатление в его жизни связано было с оперой Моцарта «Дон-Жуан», которую он услышал, когда ему исполнилось шестнадцать лет. Это была его первая любовь в музыке, и он остался верен ей до конца жизни. Моцарт был для Чайковского «богом» в музыке. И за неделю до смерти в концерте, в котором Чайковский продирижировал первым исполнением своей гениальной Шестой («Патетической») симфонии, своей «лебединой песни», были исполнены также хоры из оперы Моцарта «Идоменей».
Зная все это, мы уже не удивимся тому, что о первой части Серенады Чайковский сказал такие слова: «Это дань моего восхищения Моцартом, и мне очень хотелось бы, чтобы эта музыка не слишком далеко отстояла от Моцарта, о котором я думал, когда сочинял эту музыку». Чайковский успешно выполнил свой замысел.
Вы, несомненно, ощутите в музыке первой части Серенады моцартовскую чистоту и прозрачность, классическую уравновешенность и ясность построения, хотя общий колорит музыки - и вы это тоже, конечно, услышите - носит отчетливые следы мелодического почерка самого Чайковского.
Этот почерк особенно заметен в медленном вступлении и таком же завершении, охватывающих, подобно арке, всю первую часть Серенады.
Вторая часть - один из лучших вальсов Чайковского. Вы, вероятно, знаете много вальсов Чайковского. Это и простые фортепианные пьесы вальсового характера, и романсы-вальсы, и вальсы в симфониях, и многочисленные вальсы в операх и особенно, конечно, в балетах.
Вальс в Серенаде справедливо завоевал славу одного из чудеснейших вальсов Чайковского.
Очень своеобразна третья часть Серенады. В ней преобладает элегический характер. Музыка ближе всего стоит к традиционной «серенадности» - ласковая, приветливая, зовущая, лишенная всякого драматизма.
Однако Чайковский (как он в этом близок к Бетховену!) видел жизнь во всей сложности ее противоречий и всегда правдиво рассказывал о ней в своей музыке. Поэтому не мог он даже в таком, казалось бы, легком по характеру произведении, как Серенада, оставаться лишь в сфере радостных, лишенных конфликтности состояний.
И вот внешне неожиданно, но с глубокой внутренней необходимостью вдруг возникает почти трагедийное звучание. В оркестре ясно звучит тема, которая спустя десять лет превратится в одну из центральных мелодий «Пиковой дамы». На этой мелодии Чайковский построит напряженнейшую кульминационную картину оперы - в спальне графини, когда Герман пытается выведать у старухи тайну трех карт, но она умирает, не открыв ему тайны, от которой зависит его жизнь, его счастье. Так завершается третья часть Серенады.
Прямо после этой музыки начинать веселый, озорной финал - а Чайковский задумал его именно таким - было, конечно, невозможно. И вот откуда-то издалека словно приближается спокойное хоровое пение. Вот оно приблизилось, окончательно успокоилось, и лишь после этого начинается собственно финал. В основу его музыки Чайковский положил русскую народную песню «Под яблонькой» и построил всю эту часть, подобно финалам Первой, Второй и Четвертой симфоний, как развернутую сцену народного гулянья.
Лишь в самом конце возвращается Чайковский к той медленной музыке, с которой вся Серенада начиналась, выстраивая таким образом еще одну арку, на этот раз обрамляющую уже все сочинение в целом.
Таково это, наиболее «моцартианское» из всех произведений Чайковского, в котором нет, однако, ни одного прямого заимствования из музыки Моцарта.
В заключение несколько слов об особенностях оркестра, для которого Серенада написана. Вы видите: вот перед вами первые скрипки, вот вторые скрипки (они подобны первым и вторым сопрано в хоре), вот альты (то же, что альты в хоре), вот виолончели (одновременно и тенора и баритоны) и, наконец, контрабасы (глубокие басы в хоре).
И вот на что я хотел бы обратить ваше внимание. То, что скрипки поют, это не удивительно. Вы к этому привыкли. Привыкли, вероятно, и к пению альтов и виолончелей. А вот обращали ли вы внимание на пение контрабасов? Попробуйте сегодня прислушаться к ним, к тому, как они поют. Пение контрабасов в оркестре имеет огромное значение. Как бы прекрасно ни пели скрипки, альты и виолончели, если не поют контрабасы, пение всех остальных инструментов будет сведено на нет. Запоют контрабасы - запоет весь оркестр.
А пение - главное и самое важное в Серенаде, в этом чудесном, одном из самых поэтичных, самых нежных, самых сердечных произведений великого русского композитора.
|
